– Твой отец был изменником. Зря я позволил Авитусу тебя усыновить. С другой стороны, этой милостью я купил его верность. Но доверять дрессировку змеи мягкотелому трусу было не слишком дальновидно с моей стороны.

Луций выпрямился, насколько позволяли цепи. Кровь из разреза на солнечном сплетении заструилась по животу.

– Бесчестно оскорблять семью того, кто не может заставить тебя ответить за свои слова, – процедил он сквозь зубы, – мой дядя не трус. Мой отец не предатель.

Консул улыбнулся и раскроил тонкую вязь Первого Тавро на груди Луция.

Первое Тавро магам наносили на третий день после рождения. Медлить было нельзя. Воздух Эдеса наполняли гнилостные миазмы болезней. Меньше половины плебейских детей доживало до десяти лет. Каждый десятый погибал до года. Те, кто выжил, учились бороться с заразой.

Тела магов ничему не учились. Они нежились в защищенных теплицах и погибали от первого же дуновения пропитанного мором ветра.

Луций втянул носом воздух, и у него мгновенно запершило в горле. Он знал, на что шел и ради чего, но от страха все равно свело желудок. Все же его бесполезный героизм был идиотской авантюрой.

– Как ты назовешь человека, который отступился от того, что ему дорого? Того, кто не встал на сторону друга. Не продолжил его дело. Предпочел двадцать лет горевать о его гибели и служить его палачам.

Луций не отводил взгляда от золотистых глаз консула. Блики призрачной слюды плясали в радужках завораживающими всполохами, от которых у него щипало в носу. Он не ответил.

– Как ты назовешь человека, который поставил интересы чужого народа выше блага своей страны? Оценил жизнь безродных варваров выше благополучия собственных граждан. Встал на их сторону. Говорил их словами на их языке. Убивал, чтобы их защитить. – Тит взял с углей тяжелое клеймо. Как и кинжал, оно было сделано из проклятого камня. От жара густая зелень наконечника посветлела и казалась изумрудно-прозрачной. – Это термины, а не оскорбления, Луций. Будь последователен. Называй вещи своими именами. Ты – предатель.

Луций прикрыл глаза. Предатель. Он прокатил это слово по языку, смакуя его вяжущий привкус. Годами он слышал это слово, и от него сводило скулы.

Если вдуматься, на талорском оно звучало куда лучше.

– Лоркхаэн.

Луций поднял голову, открывая горло. Спокойное лицо консула Эдеса на мгновение исказила брезгливая гримаса, но клеймо он прижал к кадыку Луция твердой рукой. Шипящий звук испаряющейся влаги ударил в уши. Больно не было.

Тит Корвин улыбнулся и, по-мальчишески качнувшись на пятках, прижал подошву башмака к ране на груди Луция, медленно растирая грязь.