– Ты отступишь, папа. Здесь и сейчас. И не станешь задавать вопросов, пока я тебе не разрешу.

За много лет его отец научился сохранять самообладание и уверенность в любой, даже столь неожиданной ситуации. Поэтому на его жестком лице лишь промелькнула злость, тут же уступив место ироничной улыбке.

– В чем дело, сын? Наверное, я ослышался. Ты понимаешь, как звучат твои слова?

– О, они еще и не так зазвучат, – прошептал Десмонд.

– Предательство? – Верховному министру по-прежнему удавалось оставаться совершенно безучастным. Их разговор был таким тихим, что даже стражники, стоявшие прямо позади них, не могли расслышать, о чем речь. – Хочешь стать предателем? Предать собственного отца?

Десмонд сделал шаг, приближаясь к ним:

– Понимаю, это не в твоем стиле. Ты предпочитаешь избавляться от противников более драматичными способами.

Наконец-то. Наконец-то на лице отца промелькнуло неприкрытое волнение. На мгновение его глаза застыли, он прищурился, и Десмонд понимающе кивнул.

– Разумеется, я знаю, что ты меня проклял. Всегда знал.

Его отец сглотнул:

– Десмонд, не сейчас. Ты с ума сошел? Кеппоханка пытается втянуть нас в войну, а ты…

– Мы предотвратим войну. Просто отступи назад и предоставь все мне. Папа, альтернатива – открытый переворот. Как ты думаешь – это развеселит огненную княгиню?

Это отвлечет кеппоханцев и даст Немии столь необходимое время. Он с радостью спланировал бы все подробнее вместе с Кадизом, но им удалось лишь перекинуться несколькими словами в рабочем кабинете князя – они даже не могли позволить себе прикосновения. Впрочем, Десмонд знал то, что должен был знать: на их стороне достаточно гвардейцев. В течение двух часов к замку смогут прибыть еще больше рабочих. И какая-то часть жителей тоже присоединится к ним. Именно благодаря Лэйре народ больше не доверял князю. Многие презирали его за то, что тот приказал забросать камнями ребенка, которого сам воспитал, – и не важно, что она была ничейной дочерью. Другие осуждали его за слабость, за то, что ей удалось сбежать.

Десмонд ощутил, как его отец обдумывает все это. Как он оценивает серьезность своего положения, когда один из гвардейцев незаметно подходит сзади и кончик его мюродема упирается в его спину.

– Десмонд, ты не посмеешь.

Холодная улыбка удалась Десмонду легче, чем он ожидал.

– Каждую ночь в темнице Повелителя дэмов я не думал ни о чем, кроме этого момента. – Он врал, но это было не важно. На самом деле он лишь позже узнал, кто на самом деле произнес проклятье. Но он хотел заставить отца сожалеть, пока не стало слишком поздно. Если он уже не способен сострадать своему сыну, он должен, по крайней мере, раскаяться в поступке, из-за которого теперь потеряет самое дорогое – власть. – Во время каждого допроса, папа, я держался, потому что знал, что сегодняшний день настанет.