– Не буду торговаться с прачками, – пообещал себе Кортэ, продолжая мять ткань.

Когда рассвет бросил розовый шелк на воды озера, Кортэ признал свое поражение в неравном бою с последствиями ночной скачки. Шипя ругательства и ежась от холода, он натянул потерявшие цвет и вид штаны, влез в облепившую тело рубаху. Уселся на камень у воды, положил на колени обнаженное оружие и стал ждать, без слов пообещав себе: если не узнают, им же хуже.

Багряные явились очень скоро. В скалах заметалось эхо голосов, конского храпа, цокота подков. Шум выплеснулся из ущелья и потек по воде, вынуждая чуть вздрагивать бледно-золотые перья тумана. Следом явились и сами люди, разрушив таинство рассвета, уничтожив чудо – как они обычно и делают.

Прибывшие разом смолкли, заметив нэрриха, отступили, попрятались в тенях, скрипя тетивами и звякая сталью. Перекличка голосов покатилась все глубже в скалы, донося доклад самому значительному человеку. Кортэ зевнул, потянулся и стал ждать. В его жизни еще не случалось такого, чтобы люди явились с недобрым делом – и не предложили поучаствовать.

– Славный нэрриха Кортэ, – прошелестел вкрадчивый голос из тени. – Соизволите ли вы выслушать…

– Соизволю, – сократил прелюдию сын тумана. – Садись сюда. И, раз ты узнал меня, а это говорит о тебе с лучшей стороны, то позволь и мне запомнить твое имя и оценить щедрость.

В тенях возникло смятение, шепот покатился за скалы, там зашелестел многоголосыми сомнениями. Кортэ усмехнулся, отложил оружие и громко пообещал поддерживать мир до самого завершения переговоров. Чуть подумав, для надежности самым почтительным образом упомянул имя божье. Что бы ни говорили люди Башни о ереси, даже они знают: все нэрриха веруют в высшее, пусть и называя это высшее разными именами.

Из тени в призрачный предутренний свет выступил рослый смуглый воин лет тридцати, при полном вооружении. Сочно-багряная ряса была прикрыта добротным доспехом. Прибывший назвался по имени, отстегнул пояс с оружием и сел на предложенный камень.

– Нам стало известно, что здесь затевается гнуснейшее еретическое действо, – сообщил багряный. – Сие недопустимо, и мы, верные дети божьи…

– Ты что, по пути сюда многажды падал с коня и стукнулся головой так, что мозги всмятку, а мысли вдребезги? – грубовато посочувствовал Кортэ. – Я не младенец первого круга, да и ты не на проповеди. Говори толком, с чем пришел. Учти, в расписки я не верю: или вексель приличного ростовщика, или золото на месте, то есть здесь и сейчас.

Переговорщик покачнулся, по лицу стало видно: он рад тому, что уже сидит и не сможет упасть, сраженный практичностью нэрриха и простотой его подхода к делу. Некоторое время багряный молчал, поправляя наплечник, и без того прилаженный безупречно. Когда недоумение улеглось, служитель снова глянул на нэрриха – и на озеро за его спиной.