— Не учи, — огрызнулась русалка. — Я не вентор уже.

Джон покачал головой.

— На тебя не похоже, — сказал он и, не удержавшись, добавил: — Всегда таким лояльным работником была.

Джил глянула на него — быстро, хищно.

— Причины нашлись.

— Ну-ну, — сказал Джон.

Джил принялась расправлять кружево на рукавах. Покончив с рукавами, разгладила платье на коленях. Джон наблюдал за ней, пуская дым к потолку.

— Ладно, — сказала, наконец, русалка. — Не смейся только.

— Не буду, — пообещал Джон.

— Мне… нужен этот валинар, — сказала Джил. — Аптекарь с самого начала про зелье рассказал. Я и повелась. Мы с ним условились: я лабораторию найду, а он мне зелье отдаст.

Джон поднял брови.

— Тебе нужен валлитинар? Хочешь стать счастливой, как древние Па?

Джил переставила кружку с места на место. Побарабанила по краю стола.

— Я для матери.

Джон вспомнил: жаркий день, тёмный деревенский дом, старуха в углу, точно призрак. И тут же — ночь, полная луна, двое на берегу, волосы, серебряные от лунного света…

— Мать помирает, Джон, — сказала русалка, глядя в окно. — Отец из Дуббинга доктора выписал. Тот говорит — чёрная меланхолия. Жить она больше не хочет, понимаешь? Ей ведь шестьдесят только. А она лежит на лавке да смотрит в потолок. День-деньской.

Джил взяла кружку обеими руками и стала пить.

— Это… из-за тебя? — медленно спросил Репейник.

— Да, — сказала Джил, со стуком поставив опустевшую кружку. — Я ж ублюдок, — с горечью прибавила она. — Отрезанный ломоть. Нет у Корденов больше дочки. В монстру превратилась. Отец хоть разговаривает со мной. Раз в пару месяцев к ним в деревню катаюсь. До ночи в кустах прячусь, ночью к дому прихожу, в окно стучу. Батя выходит тогда. Боится, конечно, что узнают. Но выходит. Вот и рассказал, что мать жить не хочет больше.

Из кухни выглянула официантка. Джон поднял руку, подзывая. Заказал еще пива. Джил, навалившись на локти, разглядывала древесные узоры столешницы. Джон смотрел на чёрные волосы, разделенные косым пробором, на розовые кончики ушей, выглядывающие из прически. Можно было бы попробовать какой-нибудь дурман подыскать для матери, подумал он. Тот же опий… Или магические стимуляторы… Хотя что это я — стимуляторы. Знаем, пробовали. Это всё для развлечения, а для тех, кто жить не хочет, дурмана еще не придумали. Опий и вовсе — та же смерть, только медленная. Да. Никогда не делай добро, сказал он себе с усилием. Никогда не помогай упавшим. Даже если помощь нужна женщине, с которой ты когда-то делил постель. Даже если это — единственная женщина, с которой ты можешь что-либо делить.