— Стас— призрак и…

— И бывший хозяин отеля, — усмехнулся я и, предупреждая следующий вопрос:

Догадаться было не сложно. Это же его убил тот придурок, которого тебе пришлось развоплотить?

— Кит рассказал?

— Да. И прекращай волноваться и беспокоиться. Они со всем справятся.

— Я в общем-то не то чтобы беспокоюсь, просто… — она покачала головой, мы завернули за дом. Вся честная компания собралась на крыльце. — Предатели! крикнула Шелестова, улыбаясь.

— Он просто был очень убедителен! — парировал Стае. — Вали уже давай.

Мара только головой покачала, рассмеявшись.

— Куда мы хоть летим?

— В Испанию, — пожал плечами.

— И ты снова не дашь мне переодеться?

Я распахнул перед Марой дверь.

— Даже не надейся, — я наклонился, поцеловал девушку в кончик носа и подтолкнул в машину.

Аэропорт Барселоны встретил нас смехом, гамом и яркими красками. Я не просто так выбрал этот город. Шумный, живой, яркий, как юбка испанской цыганки. И теплый. Шелестовой нужно было отогреться… во всех смыслах, а унылая московская погода этому не способствовала.

Первые три дня мы просто валялись на пляже, вечерами бродили по улочкам, объедались тапас и мороженым.

А на четвертый день Мара наконец-то заговорила. Обо всем, что произошло, о том, как она хотела, жаждала смерти Георгия, о том, какую ярость испытывала, о безумии, что впервые показало себя практически полностью, о том, как напугало ее это. О собственном чувстве вины, что рвало на части.

Мы сидели на пляже, смотрели на теплое море и шумных испанцев и туристов. А Мара говорила. Дрожала, несмотря на жару, и говорила, почти задыхаясь, путаясь, сбиваясь, но говорила. Ее ладони в моих руках были ледяными, голос приглушенным.

Я слушал и не перебивал. Только пересадил ее к себе на колени, обнял, прижимая к себе так крепко, как только мог. Я ужасно соскучился по ней.

Невозможно. По ее губам, прикосновениям, запаху. Эти три недели тянулись целую вечность.

— Как ты нашел меня?