Встал.

— Ярослав? — с упреком, недовольством, разочарованием.

— Да? — я нагнулся к холодильнику, открыл дверцу.

— Вернись ко мне немедленно!

Такая требовательная.

— О, ты приказываешь мне? — усмехнулся я, все-таки возвращаясь.

Стакан тихонько звякнул, когда я поставил его на тумбочку. Мара вздрогнула от этого звука.

— Ярослав.

Я сел на кровать, нагнулся к ее уху:

— Что?

Она снова вздрогнула.

— Я хочу тебя…

— Знаю, — улыбнулся, протянул руку к стакану.

А уже в следующую секунду мои губы ласкали спину Шелестовой, в зубах был зажат кубик льда. Она дернулась, всхлипнула, и тягучий, жаркий стон раздался в комнате.

— Нравится?

Девушка лишь выгнулась в ответ, застонала громче. Мои руки опустились ей на бедра, я приподнял попку, поднялся выше к животу и груди, сжал в пальцах соски, твердые, как маленькие бусины. Достал еще один кубик льда из стакана, провел вдоль ложбинки между грудей, ниже к животу. Я терся о ее лоно, чувствуя почти боль. Мне нравилось ее кусать, чувствовать, как сходит с ума пульс на шее, как напряжены ее бедра подо мной, ощущать запах нарастающего возбуждения. Мне очень нравилось. Ее кожа была бархатной, горячей, влажной, блестела от капелек пота и льда, краснели на плечах мои укусы-поцелуи, Мара дрожала. Хныкала.

И каждое ее движение, каждая реакция на мое прикосновение, каждый хрип, всхлип, стон взрывался, уничтожал, выжигал меня.

Я снова перевернул ее на спину. Очередной кубик льда скользил вдоль шеи.

Холод и обжигающий жар кожи под моими губами. Это… Лучшее, что я когда-либо испытывал. Секс с ней каждый раз был таким. Ожившая фантазия, грех, от которого невозможно отказаться, которым нельзя не соблазниться.

Она стонала, горела, извивалась, а я сжал губами сосок, слегка потянул, прикусил. М-м-м, как она закричала, как прогнулась.