— Ярослав…

— И ты ни в чем не виновата. Артур был больным, не просто одержимым, не просто несчастным брошенкой, он был именно больным. Он убивать начал не тогда, когда ты показала ему его же смерть, не тогда, когда он понял, кто ты. Он убивать начал гораздо раньше.

— Маньяк был один…

— Да. Мы нашли фотографии в его банковской ячейке. Георгий просто перенаправил безумие Арта в другую сторону. Бес был умелым манипулятором и слишком хотел отель. А Артур хотел тебя и оправдания своим поступкам. Просто все сошлось. Мы покопались в истории Георгия. Там действительно много всего было, он с катушек начал съезжать еще подростком, матери на него было по большому счету плевать. Любить она не умела, умела только покупать. Артур был избалованным ребенком, ему всегда все прощалось. Именно поэтому и жило в нем столько времени убеждение в том, что Он тоже простит. Смерть Оли — не твоя вина. И ты должна в это поверить.

— Я попробую, — она на несколько секунд прижалась ко мне, быстро поцеловала, а потом вскочила на ноги. — Не хочу больше об этом говорить, — улыбнулась

Шелестова, улыбнулась, как умеет только она: солнечно, дерзко, почти беззаботно.

Я понимал, что пока в большей мере это все еще напускное, но скоро все вернется на круги своя. Мы будем с ней говорить. Часто. И «Калифорния», и ее постояльцы, старые и новые, тоже помогут через все пройти.

— Пошли купаться, Волков! — она сбросила тапки и направилась к морю, покачивая задницей так, что я зашипел.

Зас-с-с-с-ранка!

Я догнал ее в воде, схватил и набросился на губы, соленые от морских брызг, согретые каталонским солнцем, вкусные и сладкие. Она тут же ответила, впуская мой язык, а я пожалел в который раз за эти четыре дня, что не отвез ее куда-нибудь в гостиницу с частным пляжем. Мои руки блуждали по разгоряченному, мокрому телу, гладя, стискивая, ежимая. Я обхватил ее попку и прижал девушку крепче к своим бедрам, продолжая дуреть от вкуса ее губ и дыхания, терзать чертовски сексуальный рот. Мне было мало, мне всегда было мало ее. Голод, который невозможно утолить, от которого нельзя избавиться. Я не переставал хотеть Мару, даже когда мы занимались любовью. Двадцать четыре на семь. Это безумие, это силки, но я не возражаю.

— Mapa, — простонал я в губы.

— Думаешь о том, как бы трахнуть меня прямо здесь? — рассмеялась она хрипло, отстраняясь. — Поверь, гад, секс на пляже хорош только в кино, песок выковыривать замучаешься потом.

— Зас-с-с-сранка!

Мара вывернулась из моих рук и нырнула, я остался стоять на месте. Хватило меня минут на десять. Шелестова любила воду. И Шелестова любила дразнить. Она почти сводила меня с ума, и эти чертовы капли на успевшей стать слегка бронзовой коже, мокрые волосы, дурацкий купальник…