– Почему?

– Поперечное положение плода. Ножки здесь, – сказала врач, указав на левый бок Самааш. Указала на правый бок. – Головка здесь.

– Так сделайте что-нибудь.

– Мы не вмешиваемся в божий промысел.

Малика резко выпрямилась:

– Ты это серьёзно?

– Вполне.

Малика повернулась к матери-хранительнице:

– И ты позволишь им убить твою дочь и твою внучку?

– Такова воля Бога.

Выпустив руку Самааш, Малика обхватила пятернёй горло Фейхель.

– Вот это воля Бога, – проговорила она, сжимая пальцы и взирая в выпученные глаза старухи. – Она ещё жива, а ты уже в трауре. Она ещё дышит, а ты поёшь заупокойную. И я буду не я…

– Мама… – прохрипела Самааш; её лицо исказила гримаса боли.

– С тобой закончу позже, – произнесла Малика, оттолкнув Фейхель. – Когда начались схватки?

– Ночью, – ответила врач и отступила к стене, явно опасаясь, что Малика придушит и её. – Воды отошли два часа назад.

– Сколько у меня осталось времени? – спросила Малика, лихорадочно соображая, что же ей делать.

– У тебя? – откликнулась Фейхель, потирая горло. – Это у неё счёт идёт на минуты.

– Сколько? – рявкнула Малика.

– Это уж как Бог решит.

– Бог мне не указ.