Костра мы разводить не стали. Просто улеглись и заснули под буками, а поутру проснулись иззябшие и закоченелые. Мы зашагали на восток, хоронясь под голыми деревьями, а внизу, под нами, среди вязкой грязи полей мужчины пахали, с трудом прокладывая борозду за бороздой, женщины сеяли, а детишки с визгом бегали взад-вперед, отпугивая птиц от драгоценного зерна.

– Я так в Ирландии развлекался, – сказал Эахерн. – Почитай что все детство птиц гонял.

– Да приколотил бы ворону к плугу, вот и вся недолга, – подсказал кто-то из копейщиков.

– Или вот еще хороший способ: повесить по вороне на каждом дереве близ поля, – предложил второй.

– Помочь не поможет, зато на душе приятно, – вклинился третий.

Мы шли по узкой тропке между высокими изгородями. Кусты и деревья еще не оделись листвой, и гнезда маячили на виду; сороки и сойки деловито воровали яйца и при нашем приближении поднимали протестующий ор.

– Местные небось уже поняли, что мы здесь, господин, – промолвил Эахерн. – Пусть нас и не видно, да скрываться толку нет: сойки вопят так, что разве глухой не услышит.

– Это не важно, – отозвался я.

Я сам не понимал, зачем так стараюсь остаться незамеченным, разве что потому, что нас было мало, а я, как большинство воинов, привык полагаться на численное превосходство и знал, что почувствую себя куда уютнее, как только к нам присоединятся остальные мои люди. А до тех пор мы станем хорониться в лесах и рощах; впрочем, ближе к полудню мы поневоле вышли из-под деревьев на открытые поля, что простирались до Фосс-Уэй. На лугах выплясывали зайцы, в небесах пели жаворонки. Мы не встретили ни души, хотя, конечно же, селяне нас увидели, и, разумеется, вести о нашем появлении стремительно облетели округу. Вооруженные люди – всегда повод для тревоги, и я велел нескольким моим людям выставить щиты вперед, так чтобы по гербам местные поняли: мы – друзья. Лишь когда мы пересекли римскую дорогу и приблизились к Дун-Карику, я вновь завидел человека – женщину. Мы были еще довольно далеко, и разглядеть звезды на щитах она не могла, так что она убежала в лес за деревней и спряталась среди деревьев.

– Люди напуганы, – сказал я Эахерну.

– Видать, прослышали, что Мордред при смерти, – сплюнул он, – и боятся, чем дело обернется; нет бы порадоваться, что ублюдок того гляди издохнет. – В пору Мордредова детства Эахерн входил в его стражу, в результате ирландский копейщик возненавидел короля ярой ненавистью. Мне Эахерн пришелся куда как по сердцу. Умом он не блистал, зато упорства, верности и стойкости ему было не занимать. – Небось думают, грядет война, господин, – предположил он.