Альен отстегнул от пояса зеркало, осторожно коснулся стекла. Фиенни… Кажется, за весь день он ни разу не подумал о нём. Был ли до этого хоть один такой день за все эти годы? День, не освещённый его памятью?…

— Я сейчас сделаю то, что не понравилось бы тебе, — прошептал Альен, по положению сытой луны прикидывая нужный радиус внешнего круга. — Но ты понял бы меня. У меня нет другого выхода.

«Другой выход всегда есть», — возразил тихий, ровный голос из воспоминаний. Или, скорее, Фиенни сказал бы это молча, одними глазами — как умел. Часто им не требовались слова для бесед и споров. И дело тут вовсе не в высшей телепатии, как считает Нитлот…

Мел заскользил по дощатому полу.

…Около часа спустя всё было готово — и Альен, выдохнув, поднялся. Сложный, скрупулёзно выверенный рисунок занял половину чердака — вязь символов, переплетения треугольников и кругов, протоптанные тропки для энергии. Каждая линия отзывалась на луну собственным слабым свечением, точно стремясь ей навстречу.

Дело оставалось за малым. Вдоль главного, внешнего круга Альен расставил припасённые свечи — ровно дюжину, — мысленно шепнул заклятие, вызывающее огонь. Потом достал серебряный ножик и, прикрыв глаза, осторожно надрезал кожу на ладони.

Довольно грубо, конечно — Отражения, например, такие ритуалы не жалуют, — но что поделать. Магия Хаоса требует крови.

А без Хаоса в таком крупном деле ему не обойтись. Даже отряд поднятых мертвецов, пожалуй, не будет столь полезен. Если только всё получится… И к тому же — хотя в этой причине Альен сам неохотно себе признавался — он получил наконец возможность испытать свои силы. Воспользоваться тем, что досталось ему такой жуткой ценой.

— Ценой целого мира… — вспомнились ему и нотации Нитлота, и немой укор в глазах Бадвагура. Но что же делать, куда бежать от своей природы? Да и где границы между этой природой и взбалмошным разумом, которому всегда мало?…

Ладно, уже не время. С внезапной отчётливостью, словно возникнув на тёмной изнанке век, перед Альеном появилось лицо отца — фанатичное, перекошенное ненавистью. Как хорошо, что это не трогает его… Уже не трогает. Годы показали, что можно жить и не с такими ранами, как отцовская нелюбовь.

Может, в любви вообще нет цены, когда она даётся просто так?… Фиенни, наверное, так и думал.

Фиенни.

Кем она была для тебя, эта властолюбивая северянка? Неужели ты мог смотреть на неё, как на равную?…

— Ну же, чего ты ждёшь? — прошептал Альен и, стиснув зубы, углубил порез. — Я знаю, что не нужна тебе вся эта шелуха — птичьи кости и травы… Приходи ко мне.