Время тянулось всё так же медленно, давно не бывало таких длинных дней. Вскоре Тааль поняла, что разговаривает сама с собой. Причём продумывает ответы за Турия или Гаудрун; пару раз ей даже послышался топот копыт, от которого хотелось радостно встрепенуться.
Видимо, это и есть испытание — остаться в одиночестве в Пустыне?…
Последний вопрос Тааль задала вслух, точно надеясь, что кто-нибудь ей ответит. Если не ответит, она умрёт или сойдёт с ума, наверняка…
И не увидит больше ни одного вещего сна. И Турий-Тунт не назовёт её «Шийи», Сновидицей, и Эоле не осыплет насмешками, брызгаясь холодной водой…
Нет, Тааль-Шийи. Это ещё не испытание.
Голос был еле слышным, будто шорох песка под мягкими шагами хищника. И таким же шуршаще-сыпучим.
Тааль, ничему уже не удивляясь, молча смотрела, как песок приходит в движение. Одна, две, три — с десяток золотистых песчаных змеек сползлись и свернулись в тугую спираль, хотя ветер и не думал подниматься. Все каменные скорпионы, сновавшие в округе (Тааль уже к ним привыкла), принялись сбегаться, словно войско на сигнал сбора…
Войско? Сигнал сбора?… Откуда ей вообще это известно? Разве что из рассказов отца о древних войнах…
Но Тааль сильно подозревала, что дело не в этом. Скорее уж её сны напрочь перемешались со снами синеглазого человека.
Здравствуй, Тааль-Шийи. Моё имя Хнакка.
Хнакка, Хнакка, Хнакка, — восторженно заклацали скорпионы, приветствуя своего героя… Тааль вспомнила, что уже слышала от них это имя — или боевой клич.
Песок неспешно поднимался, опадал и надувался, рос и шёл складками, подобно жёлтой ткани, из которой была сшита одежда того давнего боуги. На глазах Тааль песчаная масса выросла до уровня небольшого дерева и, пузырясь, обрела новую форму. Согбенное сыпучее тело, длинные космы и крючковатый нос, раскосые сумрачные глаза — точно скульптура из песка, вылепленная каким-нибудь умельцем. Только вот морщинистые руки фигуры двигались, плавными пассами управляя песком.
— Я — атури Пустыни Смерти, — прошуршал песчаный старик, приближаясь к Тааль. Он выглядел не пугающим, но в меру грозным, и, в отличие от Эоле, не вызывал никакого доверия. — Много дней я наблюдал, как ты идёшь по моим пескам и летишь по моему ветру. Я звал тебя, но ты не слышала зова. Ты стала слепой и глухой после того, как вернулась из пещеры этого мальчишки Эоле. В лучшие времена он, помнится, любил забавляться так со смертными…
Хнакка умолк, чтобы отечески погладить скорпионов сыпучей рукой. Они покорной серой массой сгрудились у его ног — точнее, у того бесформенного места, где тело переходило в песок. Картина была почти милой — так медвежата льнут к медведице, тычась головами в её мягкий живот… Чёрная медведица жила неподалёку от Высокой Лестницы, и однажды Тааль довелось увидеть её досуг. К счастью, издали — иначе это могло стать последним из впечатлений…