Светлый фон

— Как же ты обожаешь эти ханжеские шифры, Альен… Будто письменность кентавров: без дурман-травы не разобраться. Говори прямо, ученик.

Но Фиенни даже молчал недолго.

— Да, Альен.

А все ли таковы, о Тишайшая в Полёте? — он попытался скрыть, что напряжён изнутри, как натянутая струна — и запоздало понял: нелепо скрывать хоть что-нибудь от дракона. Мурлычащий рокот в груди Андаивиль подтвердил его опасения.

— Нет, — ответил Фиенни. И сделал глубокий вдох, точно собрался что-то пояснить, но передумал. Он смотрел теперь куда-то в пустоту за плечо Альена; хотелось развернуться и проверить, не стоит ли там вездесущая Сен-Ти-Йи со своими рожками или разноимённая Мельпомена в чёрных одеждах. Альен бы не удивился, если бы кто-нибудь из бессмертных проник сюда — потешиться тем, как Повелителя Хаоса огненными волнами несёт к предательству…

— О Альен, — выдохнул Фиенни. — Ну конечно, я тоже. Никогда и ничего я не желал так сильно, как вернуться… Вернуться к тебе. Только к тебе, насовсем, — он помолчал и добавил — одним гортанным шумом, скороговоркой, знахарским бормотанием: — И при жизни никогда и ничего не желал, как того же. В ночь, когда пришла Хелт, я набирался смелости, чтобы рассказать тебе всё — о западном материке, о драконах, о тауриллиан… И о себе. О нас с тобой. К сожалению, я протянул, потому что никогда не был таким же храбрым.

Он чувствовал каждое касание этих окаянных пальцев, тёплых совсем не как пальцы тени… Чувствовал слишком остро. Ни один учитель, друг, ни одна (о бездна) женщина не творили с ним этого. Никогда не были так жестоки. Ни один не посмел умереть.

— Если?…

— Остановить можно от насилия, от зла! — запальчиво сказал Альен, возвращаясь к привычке спорить с ним. — А если…

— Любую цену я заплачу.

Внезапно Альен остро ощутил, что они всё-таки в Пустыне Смерти, а вокруг дома реют призраки драконов и оборотней, умерших века назад… Стоять вот так близко к Фиенни, который не отбрасывал тени, было всё равно что заглядывать в безмолвную даль, полную золотого песка — или вязнуть в его зыбучести.

— Так что же? — Фиенни не опустился до подмигивания, но оно звучало в его тоне. — Всё-таки выпьем чаю?

Ни драконица, ни редкие клочья облаков не отвечали ему. Облакам было всё равно — а Андаивиль, скорее всего, понимала.

— В чём-то, — уточнил Фиенни. Он обхватил колено, рассеянно переплетя пальцы, и Альен лишь теперь заметил, что они похожи на пальцы русалок — такие же до зеленоватости бледные. — Я говорил: в чём-то, а не в абсолюте.

О, шепнуло что-то внутри, лучше бы никакого «будет» вообще не существовало… Может, оттого Фиенни и дал Хелт убить себя — из-за жажды остановившегося мига, то есть полного покоя и забвения?