Бёдра снаружи неаккуратно изрезаны большим лезвием. Остальные шрамы строго параллельны друг другу. Их нанесли твёрдой и трезвой рукой. Эти же были свежими и, кажется, оставленными пьяным ножом просто потехи ради. Ингвар посмотрел на разлагающееся тело Бентэйна.

Сплюнул.

— Повернись, пожалуйста.

Нинсон осмотрел ноги девочки, покрытые рубцами. На гладких ягодицах не было ни шрамов, ни ожогов. Только синяки с жёлтыми краями и серые подкожные сгустки. Ингвар осторожно, кончиками пальцев, прикоснулся к фиолетовым разводам, чтобы понять, что это. Убедился в том, что уплотнения под кожей — это не просто синяки, а набухшие гематомы.

Ингвар не мог сказать, достаточно ли они велики, чтобы пускать кровь.

Как же она на лошади скакала? И каково ей ещё придётся? Эти парни издевались для удовольствия. Заставляли её скакать, чтобы помучить, а он, Ингвар, будет заставлять, чтобы помочь. Есть ли для неё разница? Или уже нет?

Девочка даже не вздрогнула, когда он провёл по синяку. Великан надавил сильнее. Нет никакой реакции. Он понял, что это давно не тот уровень боли, которым её можно пронять.

Сколько она была в обучении? В лапах гигеров. Как это назвать-то, даже непонятно.

Год? Два года? Три года? Колдуньями девочки становятся после менархе.

По косвенным признакам их различают раньше. Часто ошибочно. И без разделения на сильных и слабых. Просто некоторые колдуны могут чувствовать ток оргона уже в шестилетнем ребёнке.

Тогда-то их и воруют. Крадут, потом перепродают. И в итоге дети оказываются у кукловодов. Большая часть гибнет в процессе обучения. А выжившие, переплавив страдания в оргон, становятся такими вот куклами. Людской оболочкой с чистым прокипячённым оргоном внутри.

Но без всего лишнего, человеческого.

Впрочем, этого-то как раз никто не знал наверняка. Даже их тела находили крайне редко. Тот, кто применял кукол, потом сжигал следы преступления. И уж тем более кукол почти никогда не находили живыми. Даже в сагах, часто использующих эту кромку «почти никогда», не было встреч с бывшими куклами. Бывших кукол не существовало. Дети, попавшие к кукловодам, не возвращались уже никогда. Не все они были потенциальными колдуньями. Но некоторые были. Были бы.

Теоретически, находясь в заточении, кукла могла пересечь черту посвящения, пройти менархе и стать колдуньей. Но без навыка колдовства что она могла сделать?

Передвинуть взглядом щепу? Потушить огонь в очаге? Девочке не сбежать с таким арсеналом. Но всё же она становилась опасной для кукловодов. Хотя бы уже тем, что способна была «крикнуть». Даже неосознанно. Ведь едва начиная колдовать, любая девочка становилась частью ковена. В каком-то отдалённом смысле. Но и этой частички было достаточно для того, чтобы кукловоды называли их «просроченными».