Люди… Нинсон застонал.

— Я убил столько людей. Мужчин. Женщин. Детей. Я не понимал, что мне делать.

— Дерись! Убей! Победи! — монотонно пробубнил подросток. — Дерись! Убей!

Чёрные глаза были так темны, что в свете костерка взгляд казался звериным. Ни тени беспокойства и ни проблеска любопытства не промелькнуло на твёрдом деревянном личике с чётко очерченными скулами и твёрдыми губами.

Подросток свалил хворост в угол, отёр руки о ляжки. С пальцев просыпалась мелкая деревянная труха и несколько скрученных коричневых листьев. Будто это был осенний хворост. Подросток проверил раны Нинсона. Вначале он подносил руку к ране. Распрямлял ладонь. Замирал так на несколько секунд. Потом ощупывал рану. Видно было, что он с силой мнёт плоть, почти щиплет её. Если бы Ингвар не видел этих прикосновений, то мог бы и не почувствовать их вовсе.

— Что со мной? Что с теми людьми?

Подросток не ответил и даже не показал, что слышит Ингвара. Он снял бинты, которые едва держались, и собрал засохшие листы подорожника, превратившиеся в напитанные кровью сухарики. Нинсон увидел раны. Глубокие, но чистые, явно хорошо обработанные затянутые голубоватой плёнкой пережёванных водорослей. Подросток наклонился над раной и выпустил изо рта тонкую струйку синеватой слюны с кусочками тягучей жвачки. Голубая глина.

Великан терпел, пока ему залепляли рану глиной, осторожно промазывая края, сводя их. Подросток показал Нинсону, как надо зажать кожу, чтоб она не расходилась, пока он займётся бинтами. Выбрал новые листья, смочил их в пахучей воде — за стопкой подорожников обнаружилась деревянная плошка с раствором — и налепил на рану в несколько слоёв. Потом туго — не в пример тому, как было раньше — перевязал Великана. И сверху окропил бинты тем же раствором из плошки. Он набирал жидкость в рот и выплёвывал на бинты, распыляя её. Так что скоро Великан был полностью покрыт маленькими капельками зеленоватого раствора и слюнями подростка.

Из темноты вышел крупный бородач с украшением из клыков. Если на мальчика Уголёк не обращал никакого внимания, то этого пришельца призрак фамильяра ощутимо боялся. Он встопорщил шерсть, перекинулся в крысу и пятился до тех пор, пока не спрятался за Нинсоном.

Такая же набедренная повязка. Тот же веве Хорна. Такая же медная кожа. Такие же ритуальные татуировки ржавого цвета. Борода до пояса и распущенные волосы плотной гривой колышущиеся вокруг широкоскулого лица. Ни единого лишнего движения. Повадки зверя, а не человека. В руке лёгкое копьё с каменным наконечником.

Ингвар спросил: