Широкие губы Адама сжались и изобразили напряженную улыбку.

– Ладно. Но, Том, – пожалуйста, для моего спокойствия, скажи, что картина у тебя. Если твоя игра пойдет не так, это наша последняя фишка.

Сенлин улыбнулся:

– Конечно она у меня.

– Тогда почему ты не хочешь сказать, где она? Если тебе дадут по башке или сбросят с пирса…

– Вот спасибо, – с шутовским видом ответил Сенлин.

– Да я серьезно! Что будет со мной и Волетой? Мы окажемся беззащитны.

– Знаешь, что Красная Рука сделал с единственным человеком, который знал, где картина? Замучил до смерти. Он сам сказал. Художник Огьер умер, потому что знал. То же самое почти случилось со мной. Это небезопасное знание, Адам. Я тебе ничего не скажу, потому что… это небезопасно. – У Сенлина пропал голос, и пришлось размять шею, чтобы снова его обрести. – Все, о чем ты должен беспокоиться, – это Волета. Держи ее рядом. Доставь на корабль и сделай все, что сумеешь, чтобы подготовить его к отбытию. Я, возможно, буду занят. И, Адам, если я… – он подыскал деликатные слова, а потом улыбнулся: ответ ему подсказали, – если мне дадут по башке, немедленно отчаливай. Не уверен, что ты сумеешь управлять кораблем без команды, но лучше рискнуть, чем остаться.

Адам хотел поспорить, но передумал. Слух у него был острее, чем у Сенлина, и он навострил уши.

– Ирен на лестнице.

– А-а, мой последний «Восьмичасовой отчет», – поспешно сказал Сенлин. – Бери ящик. Осторожнее. Ступай, ступай же. Если не получится раньше, увидимся в порту сегодня в девять. – И Сенлин выгнал Адама, взмахнув платком, который стянул с шеи.

Амазонка прошла мимо Адама в коридоре и вскоре заняла собой дверной проем. Она и сама могла бы сойти за дверь. Сенлин смахнул соломинку со стола, пытаясь в суете скрыть волнение, бурлящее в душе.

– Ирен, не смотри так встревоженно! Я не держу обиду…

Она перебила:

– Ты должен пойти со мной.

– Ох. Ну, дай-ка я прихвачу отчет…

– Оставь, – сказала она.

– Ладно, – медленно ответил Сенлин.

Он склонил голову набок, заново оценивая ее поведение, пытаясь обнаружить намек, объясняющий, почему их утренний ритуал не шел как обычно. Ее широкий лоб и гладкие веки без морщин ничего не выдавали; она была непроницаема.

– Идем на пикник? – спросил он, беря аэрожезл.