— Ага. Имени не назвала, ни разу. Боишься услышу, да?

— Дурак ревнивый. Это не то, что думаешь.

— Откуда знаешь, что думаю?

Она молчала. Генка ждал. Все, что пришло этой ночью, упав на двоих плавными паутинками цвета нестрашной и нестеснительной крови, все это расползалось мягкими клочьями. И было не удержать. Не помогли горячие просьбы шепотом в голове. И что теперь?

— Вот что, Ген, — Рита села в постели, как бы отвечая на его вопрос, — ты иди пока, ладно? Скоро мать прибежит, не надо, чтоб видела.

— Так, а бабка же?

— Баб Настя ей не скажет. Давай, одеваемся, хорошо?

— Нет.

— Что нет? — Рита повернулась и посмотрела с испугом.

— Не хорошо.

— А-а… Ну, я потом объясню. Ну что же ты? Вставай. А то мне попадет.

Генка сел, натягивая на живот простыню. Пришли и замаячили перед глазами увиденные в компьютере снимки. Смотрел, как Рита, прыгая на одной ноге, свесив на плечо спутанные волосы, натягивает джинсы. Сказал, тяжело роняя слова, еще сам не понимая, что именно скажет:

— Он звонил, да? Гулять будете?

— Какое гулять, дурак.

— Ну, да. Работать, значит. Для кого гульки, а кому и работа это. Так?

Рита выпрямилась, держа руку на пуговице джинсов. Глянула смутно из-под упавших на лоб волос:

— Ты о чем?

— Сама знаешь о чем.

Смотрел, как она, промолчав, схватила щетку и стала, отвернувшись к окну, с силой проводить по волосам. Ему было так больно, что хотелось сделать с ней что-то плохое. Или хотя бы сказать…

— Проститутка!