— Только немногие, — тихим шепотом очнулся голос старика-монаха, — только немногие способны любить… любить другого человека, а не его образ, созданный их воображением, образ, который имеет так же мало общего с любимым, как карта с реальной местностью…

— Но разве мы можем вырваться из цепей субъективности? Ведь каждый студент-философ с первого курса знает, что мир дан не прямо и непосредственно, а только через наше сознание, через ощущения и переживания?

— Можем, можем, но только благодаря любви, если, конечно, она настоящая…

— А такая бывает?

— Без всякого сомнения! — отважно заявил старик.

— И где же ее найти? — мягко-хитро поинтересовался Сергей.

— Как где? Конечно, только в сердце… в своем сердце… Это трудно, почти невозможно, но именно «почти»…

— Но как же мне понять, что я люблю самого человека, а не его образ в своей душе? — не унимался молодой философ.

— Если твоя любовь настолько сильна, что способна свершить невозможное, то это и есть настоящая любовь… — наставлял Харитон своего юного собеседника, а тот все не отставал:

— Но что такое «невозможное», как отличить то, что возможно, от того, что невозможно? — теребил старика Сергей, чувствуя, что престарелый монах совсем не прост и что встреча с ним далеко не случайна, а потому надо выведать как можно больше… Но у старика была своя точка зрения на слишком пылкий интерес юноши, а потому Харитон Тимофеевич, сменив тон на спокойно-деловой, отрезал:

— Хватит пока вопросов, Сереженька! Давай-ка я лучше тебе кое-что покажу… Пойдем-ка… — и старик концом посоха, взглядом и движением подбородка указал в сторону центральной аллеи, указал и двинулся энергичным шагом, не дожидаясь согласия оппонента…

— Вот здесь, пожалуй, самое место, — таинственно улыбаясь, предвкушая предстоящее удивление паренька, проронил старик, остановившись возле солидного ясеня. И тут же стал преображаться: отбросил посох в сторону, расправил плечи, засучил рукава, воздел ладони к небу и стал ими что-то энергично искать в пустоте… Это было похоже на пантомиму, и Сергей невольно улыбнулся — старик выглядел комично, и чем серьезнее становилось его лицо, тем сложнее было Сергею сдержать смех… Наконец, монах что-то нащупал, за что-то невидимое уцепился, напрягся всем телом, подпрыгнул, а потом резко дернул руками вниз это «что-то»… Звук был тонким, неприятным, резким, но коротким — будто что-то отпили циркулярной пилой… Но увиденное ввергло Кострова в шок… В пространстве, прямо в воздухе, образовался черный провал, а само пространство, оторванное руками старика от незримой стены, свернувшись в трубочку как отвалившийся кусок обоев, вместе с кусочками небосвода, вместе с листьями и стволами деревьев, трепыхалось на ветру под черным прямоугольником пустоты… Провал был не слишком большим, едва ли больше метра в высоту и полуметра в ширину. Стоя прямо перед ним, старик улыбался, довольный тем, что смог удивить своего скептически настроенного собеседника…