Откуда у нее эти мрачные мысли?

— Объясни толком, что случилось, — нахмурившись, сказал Алексей Алексеевич, — ты говоришь такие глупости!

Он пристально смотрел на ее бледное, как-то сразу осунувшееся лицо — и не узнавал ее. Это было лицо другой женщины.

— Ты и в самом деле больна… — растерянно произнес он. — Пойду приготовлю что-нибудь поесть…

Лариса Сергеевна не слышала его слов, продолжая неподвижно, глядя на балконную дверь, сидеть на постели. Она долго сидела так. Потом встала и принялась медленно собирать разбросанные повсюду платья.

* * *

По шоссе, брызгая во все стороны грязью, неслись машины. Пасмурный сентябрьский день угасал. Серый, дождливый, тоскливый день.

Сплошная черная полоса соснового леса, мычащие коровы у обочины дороги, маленькая, одетая в ватник старушка, покрикивающая на них злыми матерными словами, словно животные были виноваты, что Бог создал их такими…

Красные черепичные крыши военного городка казались под дождем еще более яркими, супермаркет сверкал неоном, троллейбусы подъезжали один за другим к маленькой площади… «Выселки…» — в который раз подумала Лариса Сергеевна, стоя у окна. Ей почему-то было жаль ушедшее лето, хотя она и провела его взаперти, в своей благоустроенной, слишком просторной для двоих квартире. Ей было жаль какие-то неясные, неиспользованные ею возможности, которые она предчувствовала в себе, но пока не осознавала. Ей казалось, что что-то очень важное навсегда ушло от нее. Но что?.. Пытаясь оглянуться назад, на свою безоблачно-счастливую жизнь, Лариса Сергеевна все чаще и чаще натыкалась на какие-то раньше не замечаемые ею препятствия, словно кто-то завалил камнями ту ровную дорогу, по которой она с такой легкостью и беспечностью шла столько лет.

Временами ее тянуло в город, в людскую сутолоку, в парки, где она когда-то гуляла со своими детьми, в театры… Но эти желания оказывались мимолетными, ничего не значащими.

Поеживаясь от осенних сквозняков, Лариса Сергеевна накинула на плечи ажурную вязаную шаль, зажгла на кухне свет, начала что-то делать, но тут же оставила начатое и снова подошла к окну…

* * *

В соседнем доме жил художник — рано располневший и уже лысеющий молодой человек, которого все в военном городке звали Мишулей, вкладывая в это имя как ласковый, так и язвительный смысл. В свое время Мишуля закончил по настоянию отца летное училище, но летающим штурманом становиться не захотел. Ему нравилось рисовать, и самого себя он считал экстрасенсом, хотя остальные в это не верили. Помимо рисования, Мишуля любил ходить в гости — а в военном городке все хорошо знали друг друга — и рассказывать о самом себе всякие затейливые, явно выдуманные истории.