Вернувшись на прежнее место, она легла и моментально заснула крепким, здоровым, молодым сном.

* * *

Некоторое время Мишуля молча смотрел на Ларису Сергеевну, потом снял очки, тщательно протер толстые стекла платком, снова надел их и неуверенным от волнения голосом сказал:

— Как жаль, что это произошло не со мной!

Он явно досадовал на непонятливость Ларисы Сергеевны, которой — в силу какого-то каприза природы — выпала редчайшая возможность встречи с неведомым. Почему именно ей, а не ему или кому-то другому, так повезло? Ведь она никогда не стремилась к этому, не прилагала для этого никаких усилий! Может быть, дело здесь в какой-то особой, редко встречающейся открытости — распахнутости! — души? Она невзначай увидела то, что мечтали увидеть многие на протяжении многих поколений: сгусток космической мыслящей материи! И она соприкоснулась с ним! И по своему недомыслию она не придала этому никакого значения.

— Вы не поняли… Вы совершенно ничего не поняли! — сокрушенно произнес Мишуля, не обращая никакого внимания на подозрительные, недоверчивые взгляды Алексея Алексеевича. — Вы не поняли, что вы — избранная! В ваших рисунках есть та гениальность, которая…

— Ты же взрослый, зрелый человек, Миша! — строго оборвал его Алексей Алексеевич. — Ты же офицер, человек образованный, а несешь такую чепуху! Ну какая может быть у Ларисы гениальность? Я прожил с ней тридцать лет, я знаю, что она прекрасная домохозяйка — и это все! Понимаешь? Она домохозяйка! И не морочь ей голову, она и так последнее время не в себе!

Мишуля пробормотал что-то, сердито, исподлобья взглянул на Алексея Алексеевича и, торопливо, словно опасаясь, что его выставят за дверь, сказал, обращаясь к Ларисе Сергеевне:

— Соприкоснувшись с этим внеземным объектом, вы обрели способность… — он торопливо, с опаской, взглянул на Алексея Алексеевича и сбивчиво продолжал: — способность материализовать некоторые ваши мысли, связанные с глубокими эмоциональными переживаниями. Ваши рисунки и музыка…

— Разве ты не понимаешь, что она больна? — раздраженно перебил его Алексей Алексеевич. — Ты только подливаешь масла в огонь! Не надо было мне доставать эти дурацкие рисунки!

Лариса Сергеевна встала, рассеянно прошлась по гостиной, словно ища что-то, и вышла в коридор. Несколько рисунков, задетые краем ее платья, так и остались лежать на ковре.

— Вы не хотите меня понять, — вполголоса, уже стоя в дверях, сказал Мишуля, — но я скажу вам вот что: вы помешали Ларисе Сергеевне реализовать себя в жизни. Рисовать узоры для вышивок и вязания, разве это ее призвание?