Но всякий раз Ларисе Сергеевне приходилось возвращаться домой — и там ее неизменно поджидал ее двойник.

* * *

Прогулки Ларисы Сергеевны становились все более далекими и долгими; она бродила по заснеженным, вспаханным полям, спускалась в заиндевелые, покрытые сухим бурьяном овраги, брела по шоссе в противоположную от города сторону… Но иногда ее тянуло в город, на шумные улицы, в переполненные троллейбусы. И она брела среди знакомых и незнакомых ей людей, никого из них не замечая — и никому не казалось странным, что эта хорошо одетая женщина куда-то так спешит…

И если бы кто-то спросил Ларису Сергеевну, куда она идет, она не смогла бы ответить.

* * *

В один из морозных ноябрьских дней Алексей Алексеевич снова уехал на дачу — починить на веранде пол, который в прошлый раз прогрызли мыши. Перед уходом он заглянул в спальню: Лариса Сергеевна спокойно спала, щеки ее порозовели, на губах то появлялась, то исчезала легкая улыбка. Ей снилось что-то хорошее, и Алексей Алексеевич счел это признаком выздоровления. Собственно говоря, она ничем и не болела…

Это утро и в самом деле было для нее радостным. Она приготовила себе завтрак, чего давно уже не делала, вымыла и высушила феном волосы, соорудила высокую, замысловатую прическу, брызнула на виски французскими духами. Она была совсем еще молодой, она ощущала в себе столько нерастраченных сил!.. Достав свои рисунки, она принялась разглядывать их. И то, что она видела, впервые удивило ее. Неужели это нарисовала она сама? Какая бездна фантазии! Какие изысканные представления о красоте! Неужели она когда-нибудь еще будет способна на такое? Она должна, должна восстановить в себе все это! Восстановить во что бы то ни стало! Вопреки всему! Только в этом, единственно в этом и заключен подлинный смысл ее жизни! У нее впереди двадцать… тридцать творческих лет! Да, она должна попытаться! Немедленно! Сейчас!

Порывшись в набитом всякими ненужными вещами ящике письменного стола, она нашла сточенный угольный карандаш, взяла лист бумаги… Какие образы жили теперь в ее сознании? Она пыталась поймать стремительно ускользающие от нее мысли, пыталась сосредоточиться, но у нее ничего не получалось. Ее пальцы, в отчаянии сжимавшие толстый угольный карандаш, чертили на бумаге какие-то линии, и они делали это сами по себе, помимо ее воли… Закрыв глаза, она напряженно смотрела в глубь своей души и… ничего там не находила. Ничего, кроме пустоты. И когда она, открыв на миг глаза, взглянула на изрисованный ею лист бумаги, она с ужасом увидела то, от чего ей нигде теперь не было спасенья: фалангу! Нарисованный углем паук протягивал к ней свои ворсистые лапы…