— Он там и совершенно одинок.
На прикроватном столике на подносе стояла большая тарелка с обедом, совершенно нетронутым.
— И он даже не знает, что я покинула его не по своей воле.
Элеонор нервно переминалась с ноги на ногу в белых домашних тапочках, не сводя заплаканных глаз с окна. Произошедшая с ней перемена производила странное впечатление. Когда Майкл впервые увидел ее во льду, а позже — в церкви, ему сразу бросилось в глаза, что она не от мира сего, пришла из другого времени и места. Тогда Майкл ни секунды не сомневался, что разговаривает с человеком, которого от него отделяет немыслимая бездна времени и исторического опыта. Но теперь, с чистыми, струящимися по плечам волосами, в белом домашнем халате с поднятым воротником и шлепанцах, шаркающих по линолеуму, она выглядела как обыкновенная миловидная особа, только что вышедшая из процедурного кабинета шикарного спа-салона.
— Если уж он пережил
— Это раньше он был сильным. До всего этого.
— До чего именно?
— До того как я его покинула.
Элеонор вытерла слезы ворохом салфеток, который, не переставая, теребила в руке.
— Выбора у вас все равно не было, — сказал Майкл. — Думаете, вы долго протянули бы на собачьем корме и молитвенниках в буржуйке?
Кажется, с последней фразой он переборщил. Вроде намеревался успокоить девушку, и вот пожалуйста: ее зеленые глаза вдруг вспыхнули тревогой.
— Вместе мы переживали вещи и пострашнее. Страшнее всего, что может произойти с человеком. Страшнее всего, что вы только можете себе представить.
Элеонор отвернулась и заплакала; ее хрупкие плечи затряслись под плотным махровым халатом.
Он опустил на пол рюкзак и присел на пластиковый стул в углу. Майкла раздирали противоречивые чувства: одна его часть говорила, что наиболее благоразумным будет просто оставить Элеонор в покое и вернуться позже, когда она успокоится, но другая — а может, он принимает желаемое за действительное? — подсказывала, что, несмотря на горе и растерянность, девушка не хочет, чтобы он уходил. Что его присутствие может принести ей некоторое успокоение. В непривычной искусственной обстановке, куда ее поместили, журналист был для нее тем единственным, что напоминало о живом и теплом мире.
— Доктор говорит, что я не могу уйти отсюда, — произнесла Элеонор уже более спокойным голосом.
— Я бы тоже рекомендовал воздержаться от прогулок во время снежной бури, — попытался пошутить Майкл.
— Я имею в виду — из этой комнаты.
Майкл прекрасно понимал, что она имеет в виду.
— Это временно, — заверил он ее. — Просто мы не хотим подвергать вас воздействию разного рода микробов и бактерий, против которых в вашем организме может не быть естественной защиты.