– Глупости. Разве я женщина, чтобы меня стесняться? – пожал плечами Оуэн, не двигаясь с места.

И утренний туалет в его присутствии превратился для Марка в настоящую пытку.

– Ты мог бы принять душ, – с легкой усмешкой заметил наблюдавший за ним Оуэн.

– Потом, – сразу заторопившись на выход, буркнул в ответ Марк.

Естественно, просить, что «поест сам» в тот момент, когда его руки деловито привязывались Оуэном к спинке кровати, уже не имело смысла. «Это чтобы я в полной мере ощутил свою участь пленника! Скотина… такая скотина…» – прикусив задрожавшую от обиды губу, Марк сердито зыркнул на него.

– Я не голоден!

– Голоден! – отрезал Оуэн.

Позвякивая ложечкой о фарфор, размешал мед в теплом молоке и поднес чашку к его губам. Странно, но кормить с ложки у него получалось намного лучше, чем у дворецкого. Скоро Марк уже охотно открывал рот навстречу еде. Пока не заметил, как тот смотрит на него. Показалось, что вместе с ложкой Оуэн засовывает ему в рот что-то еще. Такой у него был взгляд. И еда сразу утратила вкус. Ел, будто землю, и песок хрустел у него на зубах.

Как и обещал, Оуэн не дотрагивался до него руками, но его откровенные взгляды, не скрывающие, чтó они хотят, – от этих взглядов некуда было деться. Это тоже была форма насилия, и даже более изощренная. Марк не сомневался, что Ивама прекрасно понимает, что делает, и делает это нарочно.

– Что случилось? Тебе не понравилось какао? Мало сахара? У тебя такой кислый вид, – спросил Оуэн, забирая поднос.

«Теперь-то твоя душенька довольна?» – хотел съерничать Марк, но промолчал. Отвернулся, как только Оуэн встал с кровати. Мысленно прогоняя, прислушивался к поскрипыванию портупеи, удаляющимся шагам, стуку захлопнувшейся двери.

Оуэн вернулся уже собранный в дорогу. В руках перчатки. Откинув полы плаща, присел на кровать. Марк догадался, что тот зашел попрощаться.

– Мне бы не хотелось оставлять тебя одного, но я вынужден уехать на некоторое время… – сказал Оуэн, слегка взъерошив его кудри.

«Подумаешь, какое горе… Переживу…» – отстранился Марк.

Оуэн понимающе улыбнулся.

– Оставляю тебя на попечение Оливера. Веди себя прилично, не вымещай на нем свою неприязнь ко мне. Он просто слуга, но очень хороший слуга. Я по-своему привязался к нему…

– Неужели кто-то смог полюбить и тебя?! – не задумываясь, съехидничал Марк. И получил перчатками по лицу. Это не было больно. Это было унизительно. Он оскорбленно дернулся.

– А не нужно вести себя, как плебей! – строго отчитал его Оуэн, вставая с кровати. – Будь послушным мальчиком, чтобы мне не пришлось наказывать тебя, когда вернусь, – он направился к двери, но на пороге обернулся. – Обещаю, на задницу присесть не сможешь… еще очень долго!