Его обращение к Богу прервал веселый, молодой, совершенно человеческий смех. Он открыл глаза. С надеждой, вспыхнувшей в сердце, какую-то минуту думал, что это ангелы, откликнувшись на его мольбу, явились спасти его. Красивые, юные, белокожие, с длинными светлыми волосами, они и в самом деле походили на ангелов. Но за спиной у них не было крыльев, а их обнаженные тела ничем не отличались от его собственного. Да и смотрели они на него желтыми, по-змеиному завораживающими глазами. Улыбались, показывая острые клыки. И он понял, отчего бледна их кожа. Носферату! Вампиры! Ночные кровососы!

Они обступили его со всех сторон. Гладили, оставляя на теле саднящие порезы своими длинными ногтями. Целовали, оставляя на коже багровые следы засосов. Кусали, и он чувствовал, как вместе с кровью они высасывают из него жизнь. Забыв о своей гордости и гордости своих предков, забыв, что в его жилах течет кровь воинственных, суровых готов, униженно, будто последний раб, всхлипывая и давясь рыданиями, он молил их не убивать его.

Кто-то больно схватил Герхарда за волосы, запрокинул назад голову и сказал, чтобы он перестал хныкать, словно девчонка.

– Хозяин не велел убивать! – рассмеявшись, вампир вонзил клыки ему в шею.

И он ощутил ледяное дыхание смерти. Услышал, как остановилось его сердце. «Вампир… эта проклятая тварь обманула… Я все-таки умер…» – булыжниками в голове ворочались мысли, а он не понимал, почему вообще о чем-то думает, если душа его уже бредет вместе с другими по небесам. С трудом разлепив свинцовые веки, увидел все тоже подземелье. Оно никуда не делось, как и кандалы.

С него ручьями, вызывая дрожь во всем теле, стекала холодная вода. От слабости кружилась голова. Вокруг сидели большие собаки – или это были волки? В свете факелов их густой мех отливал серебром. Высунув длинные языки, они часто дышали, с клыков на землю стекала вязкая слюна. Звери следили за ним, не мигая. Одним своим злобным взглядом они уже рвали его на части. Он дико заверещал, когда они, как по команде, вдруг бросились на него.

Сквозь сумятицу воспоминаний в сознание проник шум мотора. Герхард ощутил тряску едущей машины. Огляделся. Снегопад усилился. Дворники с трудом счищали лепившийся к лобовому стеклу снег. Свет фар терялся в сплошной стене падающих белых хлопьев. Дорогу впереди почти занесло. Разумнее всего было бы съехать на обочину и переждать метель. Поездка в такую погоду была чистым безумием.

Покосился на Генриха, но тот продолжал уверенно вести машину. Придерживая руль одной рукой, в другой держал плоскую фляжку и, отпивая из нее маленькими глотками, мурлыкал что-то мелодичное себе под нос. Подумав, почему он должен тревожиться, если Генриха это совсем не волновало, сменил позу, немного поелозил на сиденье и снова закрыл глаза. Его щеки стыдливо покраснели.

А дальше… Дальше эти твари совокуплялись с ним или, может, он с ними? Наверное, в их слюне была какая-то отрава, потому что его вдруг охватила необузданная похоть. Он уже не понимал, прикован ли цепями. Не знал, чей язык лезет ему в рот, и кто прижимается к нему. Перед ним мелькали горящие глаза демонов. Ангелоподобные улыбки вампиров. Исходящие слюной, оскаленные морды оборотней. Его пальцы погружались в густой, пушистый мех. Ладони скользили по прохладной чешуе или гладили нежную, теплую кожу. Он больше не был хозяином своему телу. Болезненное возбуждение, достигнув пика, взрывалось в голове яркой вспышкой, чтобы отхлынув, тут же вернуться с удвоенной силой. Черные провалы в сознании становились все длиннее и возникали все чаще. Герхард не сомневался, что скоро умрет. Эти твари убивали его.

Неожиданно его отпустили. Скорчившись на холодном каменном полу, весь искусанный, в порезах и ссадинах, словно его голым протащили по асфальту, он трясся всем телом, не в силах остановить бившую его крупную дрожь. Сильная боль толчками пульсировала в голове, выдавливая наружу глазные яблоки, а сердце билось так, будто хотело сломать грудную клетку.

– П-пожалуйста, не делайте со мной н-ничего, п-пожалуйста… – стучал он зубами, задыхаясь и хватая воздух потрескавшимися губами.

Увидев освещенную светом факелов сияющую фигуру Генриха, услышав привычную иронию в его голосе: «Наигрались? Ну, и довольно с принцессы… мальчики!» Решил, что на этот раз действительно умер. И проснулся.

В спальне, в теплой постели, под одеялом. С придушенным хрипом судорожно перевел дыхание. К нему склонилось лицо Генриха, в глазах светилась насмешка. Показалось или нет, но разглядывал он Герхарда с любопытством натуралиста, открывшего новый вид насекомого.

– В чем дело? Мои ласки так утомили тебя ночью? Ты проспал завтрак! – потрепав его по щеке, Генрих встал с кровати. Он был уже в форме. – Хватит валяться! Я еду в Берлин! Ты неплохо позабавил меня, я буду любезен и подброшу тебя до города! – сказал он, одергивая перед зеркалом китель.

Но Герхард пропустил его слова мимо ушей. Пребывая в расслабленном состоянии осознания, что это только жуткий сон и ничего больше, он продолжал лежать в постели и глупо улыбаться.

Постучавшись, в спальню вошел дворецкий, доложил, что машина подана. Помог своему хозяину надеть плащ. Собираясь выйти из комнаты вслед за слугой, обернувшись, Генрих спросил:

– Предпочитаешь прогуляться до Берлина пешком?

Замечание было сделано не ради пустой угрозы. Откинув одеяло, как был голышом, Герхард бросился в ванную. Но сначала сунулся к зеркалу: на теле ни ран, ни синяков, ни ссадин. Он еще раз облегченно вздохнул. Сон, просто страшный сон…

Через несколько минут он уже спускался в холл. Внизу его ждал дворецкий с чашкой горячего кофе и бутербродами на маленьком серебряном подносе. Завтракая стоя, Герхард удивился:

– А где же Генрих?

Английская физиономия дворецкого важно вытянулась; он доложил, что его господин, по-видимому, сейчас беседует со своим юным гостем.

«А, мальчишка…» – досадливо скривился Герхард. На лестнице показался Генрих, он улыбался. На ходу натягивая перчатки и напевая какую-то мелодию, легкими шагами стал спускаться по ступенькам.

Бросив недоеденный бутерброд на поднос, Герхард торопливо натянул плащ. Выхватил у слуги фуражку с перчатками. В приоткрытую дворецким дверь сразу же ворвалось завывание ветра. Разгулявшись вчера к ночи, метель и не подумала униматься. Они вышли на улицу…