– Это я убил мальчишку.

Оуэн так внезапно остановился, что Марк налетел на него.

– Ты, ч-что… сделал? – переспросил он, делая шаг назад.

Переход от ничего к чему-то ужасному был настолько резким, что сознание отказывалось вникать в жестокий смысл прозвучавших слов.

– Я убил твоего оруженосца в тот год, когда вернулся, – шагнул ему навстречу Оуэн. – О, я был в бешенстве! Меня мучил ужасный голод! Я убивал любого, кто попадался мне на пути! – он сделал еще один незаметный шаг в сторону Марка. – Кажется, маленькому пажу было тринадцать? – не то спросил, не то просто уточнил. – Не знаю, может, у мальчишки был жар и он бредил… или был сомнамбулой… иначе зачем бродить ночью по улице в одной пижаме? – пожал плечами Оуэн и продолжил: – Помню, была красная луна, бедный ягненок… я догнал его… Но прежде чем убить… – голубые глаза сверкнули жестокой радостью, – сначала я надругался над его нежным, хрупким тельцем! Да, это оказалось слаще, чем просто напиться его крови!

Облизав ставшие сразу яркими губы, Оуэн улыбнулся, и мерзость его слов отразилась на его красивом лице в этой плотоядной улыбке.

– Да, небольшое уточнение… – добавил он, – маленький паж умер не сразу… Я позволил ему целых три года медленно умирать от чахотки. Или сифилиса… Я забыл. Впрочем, какая разница… – небрежно махнул он рукой.

Поковыряться ложкой в сердце брата Оуэн не забыл.

Марк отшатнулся от него. Казалось, ему нужно было пространство, чтобы снова начать дышать. «Не может быть… – оглянулся он назад. Со скучающим видом, Имонн стоял невдалеке и ковырял носком кроссовки гравий дорожки, дожидаясь конца их разговора. – Не может быть, чтобы отрок мог так хорошо скрывать когда-то пережитый им ужас… – смотрел Марк на мальчика. – Байя не боится взрослых мужчин… Не вздрагивает, когда я прикасаюсь к нему или обнимаю его… – перебирал он в памяти, – и отрок совсем не стесняется меня!» Вспомнив, как часто разгуливал по утрам в чем мать родила слегка покраснел.

– Это все неправда! Ты врешь! Или сам бредишь! Не может быть, чтобы отрок не запомнил такого, а он даже не знает, кто ты! – воскликнул он с излишней горячностью. Не желая верить, что Байя подвергся истязанию, но еще больше (не отдавая себе отчета) он не желал верить, что Оуэн способен на такой гнусный поступок. «Конечно, он скотина, но не до такой же степени…» – убеждал самого себя Марк.

– Святые угодники! – всплеснул руками Оуэн. То, естественно, был сарказм. – Как Монсеньор только выносит тебя? Ты же непроходимо туп! Разумеется, мальчишка не помнит! Я наложил на него Заклятье!