Но теперь из-за двери доносилось не царапание.
А постукивание. Осторожное постукивание, как в поэме По, которую Крайчек учил в десятом классе.
Сейчас звук напоминал уже не безобидное постукивание, а нетерпеливую дробь пальцев. А если это пальцы, значит за дверью — человек… верно? Но кто же там был? И если он хотел войти, то почему просто не позовет?
Да, это барабанили пальцы. И их обладатель не уходил, потому что знал, что Крайчек находится в каюте, и он не спит. Знал, что Крайчек его слышит.
Крайчек облизнул губы, ему показалось, что язык стал каким-то толстым и неповоротливым.
— Кук, — прошептал он. — Кук…
Но Кук спал. Так и должно было быть, и Крайчек знал это. И то, что было за дверью, тоже знало это. Иначе быть не могло. То, что было за дверью, ждало его и только его. И сама мысль об этом наполнила его оцепенением и белой тишиной. Окутавший его и проникший внутрь ужас был настолько сильным и глубоким, что Крайчек перерезал бы себе вены, будь у него под рукой бритва.
Лягу-ка я снова спать, — подумал он, — потому что я, видимо, еще не проснулся.
А пальцы за дверью продолжали постукивать и барабанить. Они, словно, начинали проявлять беспокойство. По какой-то причине — а Крайчек и представить не мог, какой именно — тот, кто стоял за дверью, не мог просто так ворваться, он ждал приглашения. Как вампир, скребущийся в ваше окно, или царапающий дверь, чтобы вы впустили его. Но почему? Крайчек не знал, хотя, возможно, это было свойственно данной разновидности безумия.
Крайчек поднялся на ноги, постоял какое-то время рядом с Фабрини, но тот спал глубоким, беспробудным, почти наркотическим сном. Кук лежал, вытянувшись, как труп на столе морга, и был потерян для всего остального мира.
Крайчек повернулся к двери.
Остановился в двух или трех футах от нее, сжал руки в кулаки, чтобы те случайно не потянулись, не отодвинули засов, и не впустили этот сгусток ползучих, шепчущих теней. Потому что оно у него присутствовало — желание открыть дверь. Безумное суицидальное побуждение, которое иногда испытывает человеческое существо, побуждение уничтожить себя лишь ради нездоровых острых ощущений. Это как держать пистолет в руках и испытывать желание почувствовать холодную сталь дула у своего виска или гадать, на что может быть похож прыжок с десятого этажа. Побуждение присутствовало. И во времена сильного стресса или спутанности сознания, оно активизировалось, пожелало заявить о себе. Такое время настало сейчас для Крайчека. В кончиках пальцев появилось покалывание, словно им не терпелось почувствовать под собой засов. Не терпелось узнать. Как и его уши жаждали услышать скрип этого засова, а глаза — увидеть стоящую за дверью ухмыляющуюся злобу, всего лишь на одно трепетное мгновенье, прежде чем его разум взорвется от кромешного ужаса.