6

Как бы там ни было, Антон изо всех сил пытался отследить, вычислить и вспомнить тот момент, когда его перемкнуло, заклинило или, как еще говорят о таком – щелкнуло в голове. Пытался, но не сумел. В общем, если он и страдал навязчивой идеей и в том была какая-то психологическая разгадка, то, наверное, она состояла в том, что, если быть честным, у Антона не особо клеилось с женщинами…

У него были друзья, были подруги. Было немало секса с самыми разными партнершами, но все эти партнерши были не совсем теми, каких ему хотелось бы. Вернее, они были не идеальными. Хотя они его сексуально возбуждали, удовлетворяли и нередко были приятными собеседницами и добрыми приятельницами – за дур он их не держал, но всегда (месяцем раньше, месяцем позже) вдруг находил, что они не идеальны. После этого все, что было, становилось наваждением, а поэтому – с глаз долой, а из сердца вон. Точнее, его сердце тошнило от ранее привлекательной для него женщины.

Временами Антон шутил (чуть не плача), что по нему плачет электрический стул, и пытался припомнить, подбрасывал ли его папа в детстве так, что он стукнулся головой. Потому что папа забыл его подхватить при падении. Задумывался он и о том, что дело в его тонкой душевной организации. Поэтому некоторое время он честно работал над собой в паре с психологом. Тот, кстати, отработал на совесть, высветив те стороны жизни, которые Антон старался в себе не замечать. Исключив навязчивые состояния, специалист пожелал Антону удачи, напомнив, что жизнь устроена таким образом, что мы далеко не всегда получаем то, чего бы нам хотелось.

Иначе говоря, хочешь падчерицу – хоти молча. Найди себе женщину, таскайся по проституткам или перетерпи это словно грипп, но табу создавались не просто так. И Антон искренне старался. Воздержание сменялось периодами сексуальных игрищ и даже непродолжительных романов, но в итоге он понял, что все куда глубже, и, стремясь не наломать дров, он убегает от себя. Падчерица – это все-таки хоть и родной ему человечек, но не состоящая в кровном родстве с ним девочка. А значит, речь не об инцесте, а скорее о нарушении табу и совращении малолетних. Впрочем, его родной котеньке уже исполнилось семнадцать…

Устав раскачивать маятник половой жизни из стороны в сторону, Антон успокоился и, разобравшись в себе, понял, что его желание хотя бы отчасти нормально. Другая же часть этого желания с горечью опускала глаза и говорила, что если он лишит свою девочку невинности, то нанесет ей тем самым много вреда. Того, последствия которого будут непредсказуемы для ее дальнейшей жизни. Как мужчина он хотел ее, но как родитель – искренне любил и боялся причинить боль.