Публичные выступления Толстого Тома были довольно странными. Во-первых, генеральный директор никогда не подтверждал никакие слухи насчёт Короля Мистимира, но никогда и не опровергал, и это было, в общем-то, неудивительно – завеса тайны всегда помогала и помогает в книготорговле. А во-вторых, Бесцеля, что называется «на голубом глазу» говорил буквально следующее:

– Наше издательство стоит на позициях защиты национального духа. Родина, любовь, земля, история – эти понятия сегодня нуждаются в защитниках и вдохновенных певцах, куда-то разлетевшихся в поисках корма. А всё то, что недавно признавалось откровенно плохим – всевозможная «чернуха» да «порнуха» – неожиданно стало отличным бульварным чтивом, уже изрядно запудрив мозги целому поколению подрастающих людей. И в этой связи я могу заявить: наше издательство ставит своей целью перебороть эту болезненную тенденцию. Вот говорят, что стихи и серьёзная проза сегодня почти не покупаются. Чепуха. Продавать не умеют! – авторитетно заявлял генеральный. – Возьмите Достоевского, к примеру, «Преступление и наказание». Ведь это же прекрасный русский детектив. Главное, ребята, сердцем не стареть. Не унывать. Надеяться и верить.

Вот так он говорил. Как заведённый. Слова были горячие, а глаза – холодные, чтоб не сказать, ледяные.

Работники издательского дома поначалу терялись, когда слышали официальные речи своего патрона, громогласно говорившего о лирических планах издательства. Но вскорости работники смекнули: Бесцеля картину гонит; на издательских планах эти пламенные речи никак не отражались; издавалось только то, что покупалось. Доходы издательства росли, будто в сказке – не по дням, а по часам, и поэтому гендиректор всё чаще позволял себе командировки за рубеж. Иногда он выезжал развеяться, отдохнуть от повседневной суеты. А иногда – дела подталкивали в путь.

И вот одна такая командировка – заокеанская, сугубо деловая – намечена была на понедельник, день, как известно, тяжёлый, но господин Бесцеля демонстративно плевал на всякие приметы и условности.

– Секретуточка! – рявкнул он по громкой связи. – Что с билетом?

– Всё готово, Том Томыч, – пролепетала девица, называя время вылета.

– Good, – по-английски проворчал Бесцеля, рассматривая новенький ствол, пахнущий смазкой. – Хороша игрушка, хоть и не пушка!

4

Просторный кабинет Бесцели всегда был завален оружием, как старинным, начиная от первых допотопных мушкетов, так и современным, которое было ещё не обстрелянным в буквальном смысле слова. В этом уникальном кабинете даже шляпки гвоздей имели форму капсюля. Даже простые часы были тут не с кукушкой, а с пушкой – в миниатюре, конечно. Пушка тут каждый час отсчитывала-отстреливала, вышвыривая горяченькие гильзы из казённика, и тот, кто был впервые в кабинете, от страха иногда на пол бросался или под стол заползти норовил, всякий раз заставляя директора хохотать, растрясая пепел от сигары чуть ли не на голову тому, кто испугался. Кроме оружия были тут и другие оригинальные штучки. Так, например, над столом гендиректора, на самом видном месте, висели портреты Шерлока Холмса, Агаты Кристи. А в стороне – там и тут на стенах – пестрели произведения модернистов, которые легко можно было бы принять за творение сумасшедших: абстракция, кубизм, сюрреализм. Кроме того, на стенах было много иллюстраций к будущим книгам: хохотали какие-то рожи, похожие на привидения; скалились рыла фантастических зверей и доисторических саблезубых чудищ. В дальнем углу зияло нечто похожее на чёрный квадрат – словно бы какая-то чёрная дыра, ведущая в преисподнюю. А на журнальном столике странная какая-то зелёная штукенция медленно вращалась и временами вспыхивала, напоминая новенький огромный доллар, который прямо на глазах начинал золотиться, преображаясь в новую мировую валюту под названием ЗОЛЛАР. Были здесь и такие оригинальные штучки, о которых никто не знал – плотный занавес многое скрывал от посторонних глаз. За этим занавесом находилось как бы второе измерение – кабинет в кабинете. Самое главное, что было тут – четырехтомный словарь Владимира Даля. Каждый том высотою в два метра и шириною метра четыре. Каждый том стоял в углу – по четырём сторонам. И каждая обложка четырёхтомника была на самом деле не обложка – бронированная, тяжеловесная дверь, снабжённая секретными замками. Четыре двери словаря открывались – на четыре стороны света. Время от времени спускаясь в подвалы, господин Бесцеля выходил оттуда с набитыми карманами или с тяжёлым полным чёрным дипломатом. Обычно это происходило перед командировкой за океан – именно это и предстояло сегодня.