– Огня!!! – визжали впотьмах дико, рядом совсем, и крики раз за разом становились все страшнее.
Гремели пищали, высвечивая мокрые шапки да опаленные пороховым огнем бороды, глаза выпученные, страхом полные. Скрипучим стоном отзывалась тайга. Сквозь дымную горечь и прелость весеннюю пахнуло свежей кровью. Лес стонал и содрогался, протягивая во тьме незримые ветви-лапы. Кого хватал – тащил к себе, вопящего. Никакими силами его из тех лап было не вырвать… И крик – страшный, смертный – стоял над рекой.
– Пали, братушки! – во все глотки вопили, чтоб пересилить тот крик. – Пали, кто в Бога верует! Не цель!!! Все одно попадешь!!! Руби!!!
А из самой гущи, где стояли атаман с полусотенным, из-под ног их, юродствуя, заливалась истошным хохотом безумная Марфа.
В Пелымский острог стрельцы прибыли к полудню. Первым сошел на топкий берег начальник – детина рослый, статный, в самом соку. Острым клином черная борода, орлиный нос, глаз из-под брови – цепкий, видючий. Встал, широко ноги расставив, руку на саблю положил, глядя, как толпится перед ним казачья ватага.
– Тихон сын Васильев – ты што ль? – спросил сурово ставшего впереди атамана.
– Ну я, – Замятня, кряжистый да кривоногий, видом больше походил на татарина. Говорил неохотно, на пришлого глядел косо. – А ты-то кто будешь, служилый? С чем пожаловал?
– Скрябин Лонгин Ларионович, полусотенный тюменского стрелецкого полка. Послан к тебе князем-воеводой Петром Ивановичем Горчаковым.
– Княжим посланцам мы завсегда рады, – сказал атаман, да так, что казаки за спиной его недобро зашептались. – Милости просим дорогих гостей.
– Будет тебе милость, атаман, – усмехнулся в усы Лонгин. – Коли дело мы свое ладно справим.
С высокого борта чердачной струги[22] спрыгивали в бурую воду стрельцы. Передние принимали сверху пищали и бердыши, задние напирали, десятники покрикивали, осаждая торопыг и понукая нерадивцев. Казаки поглядывали на хмурого атамана, сквернословили незлобиво, кто понаглей – шутковали.
Замятня со Скрябиным отошли по берегу в сторонку. Высился над головами частокол острожный; Пелыма с ледолома в берега еще не вернулась – пристань затопила и до самых почти стен поднялась. Берег здесь был пологий, некрутой, вычищенный острожным людом от всякого деревца.
– С каким делом пришел, полусотенный? – негромко спросил атаман. – По чью душу?
– С чего взял, что по душу? – спросил Скрябин.
Замятня только бороду оттопырил – мол, тоже мне, загадка:
– Пелымский острог – он как пекло земное. Сюда если кто и приходит – так душа грешная, за грехи покаранная. А ты с собой таких не привел…. Выходит, судьба кому из моих людишек тебе в лапы попасть. Заберешь в Тюмень, князю-воеводе на съедение. Ну дык, говори – кому опала княжеская досталась?