Ларт снова заплакал, он бился затылком о камни, то воя пустынным призраком, то выгибаясь дугой, и все твердил:

— Они идут за мной! Они преследуют меня! Я вижу их! Вижу огонь, который поглощает мой мир! Я горю! Я тоже горю!

— Да не горишь ты! — рыкнул Рехи, слегка залепив Ларту по скуле, чтобы отрезвить. Кажется, подействовало, потому что бывший предводитель перестал метаться. Рехи воспользовался этим и мрачно продолжил:

— Мой мир тоже разрушился, когда ураган смел деревню. И второй раз, когда сбежала Лойэ.

— Миры рушатся, и остается только погибель. Ты чувствуешь, что мы идем, чтобы умереть? Преодолели огненную пустыню, чтобы… чтобы умереть, — выдохнул Ларт, страшно расширяя глаза, в светящейся синеве которых плескалось отражение Рехи. — Больше ничего нас не ждет. И мир наш разрушится так же, как моя деревня. Я столько лет создавал ее, столько лет терпел… Для чего? Для чего, скажи мне?! Здесь все обречено разрушиться! Только пыль! Пыль и пепел!

— Да ты бредишь, — снова со злостью воскликнул Рехи, встряхивая Ларта, заставляя его сесть и перестать разбивать затылок о камни. На спутанных белых волосах между хлопьев пепла уже алели красные дорожки. Ларт снова вцепился в плечи собеседника, его пальцы дрожали и кривились. Рехи перехватил его руки и растер запястья, на которых багровели кровавые отметины от веревки. Павший король тем временем вырывался и бился, словно с него заживо сдирали кожу.

— Нет, Рехи! Я вижу это! Я вижу! Двенадцатый насмехается над нами! Он ненавидит нас! Он рушит все, что нам дорого, потому что сам всего лишился! Я видел Двенадцатого, когда умер! Он ненавидит… как же он нас ненавидит! За что?! За то, что мы умеем только терять?

Ларт по-прежнему плакал и царапал ногтями землю, а потом вдруг согнулся пополам и уткнулся Рехи в грудь, отчего тот совершенно опешил. Тело опального короля пробирала сильная дрожь. Что-то открылось ему в эту ночь, что-то ужасающее и одновременно предельно сближающее с обреченным Стражем мира. Возможно, он почувствовал какую-то страшную силу и теперь неосознанно искал защиту. Или же просто жаждал хоть какого-то понимания и участия. Рехи сомневался, что способен дать даже малую толику, даже подобие теплоты. Но все же не отстранился.

— Я устал, Рехи, как же я уста-а-ал. Строить, чтобы все смело подчистую. Все обречено, все умирает, — болезненно протянул Ларт, пряча лицо в складках закопченной туники Рехи, точно желая отгородиться от реальности, исчезнуть. И это ужасно не шло горделивому воину, всаднику.

Но… то лишь образ прошлого. Теперь его раздирала нестерпимая боль, полное понимание утраты. Он потерял целый мир и лишился своей силы.