— Так зачем вообще идти? — зло спрашивал Ларт. — Спросить, кто убил наш мир? Он убил! Он! Двенадцатый. Только в Бастионе это считают ересью, там все еще молятся ему, говорят, мир пал от наших грехов. А мой учитель говорил, что ему явился Тринадцатый и рассказал всю правду. Только за одно это имя его так и повесили. За это… и за меня.

Ларт помолчал, взгляд его вдруг остекленел, он вытянулся, точно копье, повязку с лица сорвал ветер, и с посиневших губ сорвалось отрывисто:

— Я только всех теряю.

В следующий же миг он упал ничком, и Рехи не успел подхватить. Тело подняло облачко едкой пыли. Она облепила кожу, сделав и без того бледное лицо со впалыми щеками серым, как у покойника.

— Ларт! — вскрикнул Рехи, решив сперва, что остался совсем один. Он не разобрал, чего испугался: голода одиночества или потери… пленника? Друга?

Ларта. Его Ларта.

Иного определения не требовалось. А вот помощь бы им обоим не помешала. Но кто же ее дожидается на пустоши? Рехи только оторвал новый пласт от одежды, смастерил новую повязку, чтобы едкий туман не наполнял легкие.

— Вставай, мы должны идти… Ну, пойдем! Вставай, ящер трехногий! — умолял Рехи, пытаясь приподнять Ларта, срываясь то в ругань, то в безотчетные просьбы. Но изможденное тело лежало безвольным кулем, а в собственных руках не осталось мощи поднять его и тащить.

От бессилия глаза впервые за долгое время наполнились слезами, они защипали веки, повисли на ресницах, пока Рехи истошно восклицал:

— Вставай! Вставай, ящер трехногий!

Но это не действовало, Ларт лежал пластом, не в силах пошевелить рукой или ногой. Он лишь слабо приоткрыл глаза и исступленно уставился на Рехи, а потом прошептал:

— Добей. Помнишь, как я делал? Добей, отправь на Вечный Пир к моим воинам.

— Нет! Ты встанешь! Встанешь! — упрямо выкрикивал Рехи, желая ударить со всей дури Ларта, но с силой впечатал кулак в камень. Костяшки рассекались до мяса, засаднили от содранной кожи. И так же что-то саднило под сердцем.

«Значит, вдоль разлома», — вздохнул Рехи, поднимая глаза на белесую завесу пара, скрывавшую черный лик молчаливых гор. Но сквозь эту круговерть по-прежнему сиял путеводный огонь. Возможно, гибельный. Зато он сулил хотя бы осмысленный конец. Выбрать свою смерть — тоже свобода. Только Рехи не соглашался отдавать ей еще и Ларта, он и так слишком многих потерял. Они оба умели только терять.

— Нет! — прошипел Рехи, взваливая себе на плечи бессознательное тело.

— Нет, — уверенно и спокойно проговорил он, когда сделал первый шаг.

Колени дрожали, ноги подгибались, нещадно мутило. Но все же оставались силы брести дальше, шаг за шагом обходя гибельный разлом. Казалось, это длилось бесконечность.