Такие картины отныне виделись в состоянии близком к потери сознания. Но потом наступали минуты отдыха, находилась еда, когда попадались ящеры. На привалах тело немного отдыхало, и ветер не вырывал дыхание. Легкие расправлялись, и к голове приливала кровь. Возвращалось осмысление реальности и себя как ее части. И Ларта рядом, привычного и родного.

Согретые друг другом, странники засыпали, и Рехи видел Лойэ во снах. Так отчетливо, почти осязаемо. Раньше ему являлись чужие воспоминания, яркие и цветные, свои сны метались либо кошмарами, либо унылыми серыми отблесками пустынных призраков. Но почему-то именно здесь, среди неподвижного хаоса гор, всколыхнулось в нем что-то новое, что-то нестерпимо живое. «А если я ищу вовсе не там? А если она просто нашла другое поселение эльфов? А если… Если она меня по-прежнему ненавидит и совсем не ждет?» — временами спрашивал себя Рехи, все лучше сознавая, что идет вовсе не за исполнением злого пророчества в Разрушенной Цитадели. Мир не мир… Еще неизвестно, возможно ли его спасти. Хотя такой же призрачной оставалась надежда на встречу в Бастионе.

И так тянулись бесконечные дни. Странные, долгие и одновременно мимолетные, наполненные непомерно тяжелым подъемом.

— Скоро ли Бастион? Скоро ли равнина? — спрашивал Рехи, выковыривая из ран на ногах острые камушки и вытряхивая из прохудившихся сапог пыль. Не помогало. Все равно обноски туник и обуви мало годились для таких переходов. В прошлом у людей и эльфов была удобная и тёплая одежда, доспехи, плащи, в которых можно было укутаться с головы до ног. Все осталось в прошлом. При стычке путники сняли лохмотья и обувь с убитых врагов, но они тоже быстро износились.

— Скоро-скоро! Верь мне! — каждый раз отвечал Ларт, когда его голос не пожирал ветер. Но чаще не оставалось ничего, кроме мощных порывов. Однажды они стихли. Рехи не сразу понял это, лишь когда заметил что-то недостающее — тишину. Пугающую мертвую тишину, прилепленную к иссеченному золой небу. Перевалы закончились, тропа неуклонно вела вниз, где дышалось легче и слова не уносились задушенным писком.

— Чуешь? Едой пахнет, человечиной.

Ларт принюхивался, хищно шевеля вытянутыми ноздрями. Рехи ничего не замечал: вокруг высились все те же серо-бурые скалы. В приближении оказалось, что вовсе они не наматывают облака на пики вершин. Зато небо нависало душной раскаленной крышкой. Правду поведал Сумеречный Эльф — там теснился огонь. Сыпался оттуда же и пепел, все чаще, почти каждый день, отчего на вершинах вместо снега лежали его белесо-серые шапки. В них проваливались ноги, вязли, как в трясине. Ни одно живое существо не поселилось бы среди этой неприветливой пустоши. Здесь не росло мхов или грибов, не гнездились ящеры.