Наверное, они бы не так боялись, если бы их мечты сбылись.

А твои сбылись, Чайка? Ты связала самый длинный в мире шарф?

Она трясется, и я понимаю: не сбылись. Чайка мечтает нас убить.

Сломанные часы лязгают, падают, раскалываются, как орехи. Мы теряем равновесие и раскатываемся по полу бильярдными шарами.

Нет, это не подвал. Это грудная клетка. Под потолком – подпорки-ребра, а мы – мокрота. И если дом нас выкашляет, то только с кровью.

У тебя туберкулез, Чайка.

– Приготовьтесь! – рявкает Ди, поднимаясь.

И – швыряет часы. Еще немного, и Zahnrad продырявили бы стену. Стекло нестерпимо громко разбивается, циферблат отваливается.

Вот и все. Сердце остановилось. Сердце больше не тикает.

Чайка улетела на море.

– Чего рты разинули?! – возвращает меня в реальность Тора. – Валим!

Дым появляется из ниоткуда – едкий, густой, горячий.

Здравствуй, мухобойка. Давно не виделись.

Чайка уже не борется – она уснула. У нее температура под сорок, но вот беда: жаропонижающего для домов не существует. Она умрет во сне, когда лопнет градусник.

Мы несемся по лестнице, пересекаем коридор – скорее, скорее к выходу, прочь из этого ада. Воздух заканчивается резко. Подвал полыхает, огонь гонится за нами. Загораются обои и махровый ковер. Легко, как облитые бензином.

Мы успеваем выбежать на улицу, прежде чем дом вспыхивает ярче прежнего и – гаснет. Живые всегда быстро гаснут – от лихорадки, инсульта, туберкулеза. А мы помогаем им в этом.

Почти врачи. Почти спасатели. Почти нормальные.

Почти – слово, которое неизменно сопровождает нашу профессию.

У забора припаркованы машина пожарных и скорая. Поздно, ребята. Как же вы поздно. Люди в красных костюмах окружили дом. Рядом с ними – Лида в милицейской форме – наш антимайор. Она ободряюще кивает мне, но не произносит ни слова.