Или… мальчика?

Мы тебя любим.

Сейчас я ощущаю проклятое «мы» каждой клеточкой. До боли отчетливо.

Они были здесь, а я снова все прозевал. Я старался. Как же я старался не вспоминать о фразе Торы. Но сейчас она скручивает мои органы, оплетает позвоночник, охлаждает кровь.

Тора отняла у меня десять лет. Десять лет счастливого «мы». Глупая, глупая Хлопушка.

Я бы похоронил ее заживо, если бы не любил так сильно. Но – придется хоронить себя.

И я воплю:

– Ты ведь дома! Открывай!

Надо мной каркают вороны. Они недовольны, что я их потревожил.

– Открывай!..

Возможно, в каком-то доме вздрогнула старушка, услышав меня. Возможно, укуталась в одеяло, а возможно, задернула шторы. Никто сюда не прибежит. Чтобы выжить среди Zahnrad, нужен постельный режим.

Я молочу по двери, сбиваю костяшки в кровь, но мне отвечают лишь птицы.

От кого ты их прячешь, Ворон?

Где твое сердце?

Почему оно так слабо тикает?

Я пинаю дверь в последний раз и, спотыкаясь, ухожу прочь. Кулаки саднят. В легкие набивается холодный воздух, я задыхаюсь и проклинаю Хлопушку за дурацкое «мы».

Я бы выжег на ней эти десять лет – каждый год выгравировал бы на ее коже птицей, но я сдохну, если сделаю ей больно.

Не бойся Торы, пока она не скажет: «Здравствуй. Как поживаешь?»

* * *