Кажется, снова начинаю изгибать себя и корёжить, зажатый между мёртвым и живым, прокладываю робкую цепочку следов между скалой и пропастью. Быть может, всё не так трагично, но теперь я не решусь идти войной ни на то, ни на другое. ПРАВИЛА — вот то, что меня спасёт. Нужно установить правила. Составить их свод, записать, развесить везде и никогда не нарушать. Только так я смогу остаться в живых… и посмотреть, что будет дальше.

Да, сегодня я заметил в одном из мёртвых горшков, которые составил с подоконника на пол, чтобы они не мозолили глаза, признаки жизни. Рядом со стволом гибискуса пророс иссиня-зеленый мох. Крошечные листочки, похожие на листья клевера. Я принёс в банке воды и сдобрил землю во всех горшках.

Насекомые появляются отовсюду. Из картофельной кожуры недельной давности, из огрызков яблок, из банки с мукой, неосмотрительно оставленной на столе. Наверное, мне стоит сжигать отходы, хотя я не уверен, что это поможет. Замедлит процесс — возможно, но не остановит.

Удаляюсь на покой в свою пустыню, оставляя эволюцию за старшую.

P.S. Заметил на сестричке нескольких насекомых. Дверной глазок по-прежнему следит за мной (не могу понять, что там, за ним; уж точно не парадная). Возможно ли, что это ОНА стала прародительницей жизни на моей кухне? Живое всегда происходит из мёртвого. Лесное пепелище через несколько лет можно просто не узнать. На кладбище растут самые красивые лютики…

Глава 11 Дверь в цепях

Глава 11

Дверь в цепях

1.

В гостиной второго этажа шумно, как всегда по вечерам, но Юра сумел избежать любопытных взглядов. Или думал, что сумел (его могли предпочесть не заметить).

Он поднялся на третий этаж. Здесь мало кто обитал, коридор был пуст и тёмен. Картины с чёрно-белыми репродукциями висели не так часто как внизу. Примерно на середине коридора Юра чуть не наступил на игрушечную машинку. Он не мог вспомнить, у кого из местных обитателей могли быть дети. Виль Сергеевич жил в дальней от лестницы комнате за номером «39». Стуча в дверь, Юра подумал: «Что это? Начало конца?» Все семь лет, что они были женаты, Алёна жила у него как китайская ваза у искушённого ценителя эпохи Мин, который теперь, разочаровавшись в жизни и искусстве, впервые попытался поставить в неё цветы.

Он годами задавал себе вопрос, отчего портятся отношения между мужчиной и женщиной, отношения, со стороны казавшиеся идеальными, и только теперь понял: у них с Алёной они с самого начала должны были быть нежизнеспособными. Идущий впереди не торопится оглянуться, а тот, что сзади, начинает выбиваться из сил и уставать. Как в «Большой прогулке» Стивена Кинга.