«Его тело становилось хуже день ото дня. Во рту завелись жуки. Тогда мама оставила попытки его поднять и сказала, что он родится заново, от безгрешной женщины, которой, конечно, будет одна из дочерей. Она проводила разные ритуалы, молилась по девять часов в день, не спала и всё просила Господа о снисхождении… хотя просыпаясь, я неизменно слышала, что она разговаривала с отцом. Она просила папу о снисхождении к себе самому, понимаешь? Однажды она отвела меня в сторону и сказала, что я должна готовиться. Что именно я стану той, кто поможет ему родиться заново. „Ты же хочешь спасти папу?“ — так она говорила. И я хотела. Всем сердцем хотела, чтобы у неё и у папы всё было хорошо… но, оказавшись здесь в следующий раз, я просто не смогла себя заставить вернуться. Несмотря на то, что любила их до смерти. Там, на той стороне, осталась единственная моя семья. Прошло время, прежде чем я поняла, что мне уже не к кому возвращаться».

Влага в глазах Марии напоминала застывшую смолу. Воспоминания погрузили её в транс.

«Они всё ещё здесь, — тихо сказал я. — Анна просила у тебя прощения. И если ты хочешь с ней поговорить…»

«Всё это больше не имеет смысла, — рот Марии казался маленьким и беспомощным. — Это уже не моя милая сестрёнка. Даже не её душа. Бестелесная сущность, отпечаток того ужаса, что она пережила когда-то».

«Значит, я всё это время болтал с призраками. А как же твой отец?»

Я хотел спросить: «А как же Акация?», но не посмел. Мысль, что я прикипел душой не к настоящему, живому младенцу, а к куску шевелящейся плоти, который бросила мне, как голодному псу, квартира, просто не помещалась в моей голове.

«И он тоже. Каким бы он перед тобой не предстал — это не более чем круги на воде. Папа всегда был трусоват. Он был рад покинуть нас вновь, сразу как это стало возможно».

«Прости», — я не знал что делать, чтобы её успокоить. Эта история совершенно выбила меня из колеи.

«Пустяки, — она вдруг посмотрела прямо мне в глаза. — Я рада, что больше не одна».

«Сколько лет ты здесь?»

«Сколько?.. Не скажу точно. Иногда кажется, что прошло лишь несколько часов и что я всё ещё гуляю в излучине реки, по блестящему под луной лугу, собираю цветы. Поднимаю руку и нахожу один из тех цветков у себя в волосах: совершенно уверена, что это один и тот же цветок, он только сжался в кулак, словно старался сохранить влагу, но всё так же благоухал. Как будто само время заблудилось и теперь храпит под каким-нибудь пнём. А может, и вовсе утонуло. Знаешь, я иногда вижу здесь утопленников. В хороший яркий полдень или напротив, глубокой ночью, когда болотные огоньки собираются потанцевать над водой, на дне можно разглядеть тела. Не знаю, кто они и откуда, но меня не покидает ощущение, что все они мне знакомы».