Казалось бы, из всего вышеизложенного трудно составить портрет авторитетного и адекватного человека, но каким-то образом в сознании моем выстроился удивительно законченный образ отшельника Северини, превращенного лавиной слухов в настоящую легенду.
Его легендарный статус, несомненно, подкреплялся тем, что некоторые описывали как «Экспонаты Выдуманного Музея». Окружали посетителей в обветшавшей хижине отшельника более или менее творческие личности – или как минимум люди, увлеченные искусством. Вдохновленные личностью Северини и его влиянием, они создавали многочисленные произведения искусства в различных техниках и жанрах: скульптуры, картины и рисунки, стихи и рассказы, музыкальные композиции, иногда дополненные текстом, концептуальные произведения, которые существовали только в схематической или анекдотической форме, даже архитектурный план «разрушенного храма на острове джунглей где-то в районе Филиппин». Хотя на первый взгляд эти творения, казалось, основывались на множестве сомнительных источников, каждый из творцов утверждал, что они буквально подпитывались рассказами Северини, его «сноговорением», как они это называли. В самом деле, я и сам ощущал определенное единство этих произведений – их родство друг с другом и с неким общим уникальным источником вдохновения, которым выступал Северини. А я ведь даже не встречал этого фантастического человека (и не особо желал встретиться). Тем не менее эти так называемые «экспонаты» помогли мне воссоздать в воображении не только те обсуждаемые вечера в лачуге на краю болота, но и личную историю ее одинокого жителя.
И ныне, думая о них – то есть воссоздавая их в своем воображении, – я отмечаю, что эти произведения, созданные в разных жанрах и техниках, обладали некоторыми чертами, которые всегда были одинаковыми и всегда подавались одинаково. Я был поражен, когда впервые начал замечать эти общие детали, потому как они повторяли ряд образов и понятий, которые я сам видел во время полетов своего воображения и, особенно, в минуты бреда, вызванного болезнью тела или чрезмерными душевными потрясениями.
В видениях я оказывался в месте, которое обладало качествами, с одной стороны, тропического ландшафта, а с другой, самой обыкновенной канализации. Что касается последней, то у меня возникало чувство огромного пространства, целой сети закручивающихся туннелей, охватывающих огромные расстояния в подземном мире туманной тьмы. Что же до тропической природы, то, казалось, все вокруг, в темноте, сочится и ферментирует, что в этих туннелях со всех сторон меня окружает плодящаяся жизнь, что она размножается и беспрестанно мутирует, словно распространяющаяся на глазах пленка плесени или разноцветный слизевик, совершенно неограниченный по форме и росту. Несмотря на то что яркие видения этой тропической канализации являлись снова и снова из года в год, в них я всегда оставался лишь сторонним наблюдателем, словно мне снился кошмар. Неизменным было и ощущение, будто что-то случилось в этом месте, какое-то странное событие, оставившее после себя эти образы, подобно следу из слизи. И именно после этого меня обычно охватывало некое чувство, и в голову приходила одна и та же идея.