Влад поежился и шагнул обратно в мастерскую. Нашел в куртке уснувший мобильник и поставил его на зарядку. Тут же полетели сообщения о непринятых вызовах: Саня, пара незнакомых номеров, Митрофанова… Влад вздохнул. Нет, недоделанная буква «М» на могильной плите его так просто не отпустит.

Он включил радио и вернулся к работе. По счастью, дело пошло, сдвинулось, наконец, с мертвой точки. Руки с инструментами вновь стали единым целым, и никакие странные голоса по радио больше не нарушали рабочий процесс.

Через пару часов, наскоро отобедав, Влад решил почистить снег у входа и перекурить заодно. Он искал лопату, когда услышал колокольчик. А вслед за ним и нервный стук трости по кафелю. В мастерскую вместе с визитером проник мороз, уничтожая с трудом созданное тепло.

– Вот только тебя здесь не хватало, – прошептал Влад, безошибочно определив вошедшую.

Не то чтобы он не любил тещу. Влад был благодарен за то, что она сидит с Женькой, покупает смешные раскраски, привносит в их мир толику сплетен и новостей. Но любому терпению приходит конец. Слезливое сочувствие, полные скорби взгляды, театральные аханья и вздохи давно набили оскомину.

Когда черный берет показался среди надгробий, Влад тяжело вздохнул. Теща принесла с собой запах советского одеколона, хриплую сердечную одышку и кислое амбре старости.

Вот она, уже стоит напротив, высокая и оплывающая, как свеча. В руках кожаная сумка, под глазами мешки, щеки алеют нездоровым потным блеском. И говорит всегда на разрыв, приправляя речь всепоглощающей фальшью.

– Ох, сыно-о-о-о-чек! Что делается-то!

Началось. Влад подошел к столу и залпом допил чай, совсем не почувствовав вкуса. Поднял с пола оброненный фантик от конфеты, скрипнув весь, как старые ножницы.

– Рад видеть, Майя Павловна.

Теща плюхнулась в кресло для клиентов, положила сумку на стол. Произнесла сквозь тяжелые хрипы:

– Сколько раз повторять, для тебя – мама. Ох, тяжело мне, Владушка, хоть в гроб ложись. Такое горе, уж и не знаю, что делать. Дожила на старости лет! Всех пережила. Все выплакала. Ничего-то для себя, ничего не оставила!

Теща зарыдала, уткнувшись в кружевной платок. Влад подошел ближе, ощущая, как внутри нарастает злость.

– Что стряслось?

– А ты и не знаешь ничего? Совсем пылью покрылся в подвале своем. Но нет, я тебя не виню, – соловьем заливалась теща, и голос ее становился все пронзительней. – Ты всегда таким был. Уж и не знаю, как Людочка с тобой жила. Но какая трагедия! Весь город на ушах. Теперь все будет по-другому, помяни мое слово. Я, старая, никогда не ошибаюсь.