Снаружи раздались взрывы фейерверков, и Влад выбрался на воздух. Всюду кружили хороводы снежинок, над головой завывал ветер, и в вое этом чудился звук работающего пропеллера. Влад смотрел в накрывшую город черноту, в пробивающиеся сквозь нее вспышки света, в снежную рябь, похожую на рой насекомых, и чувствовал, как подступает истерика.

Он подошел к краю крыши. Раскинувшаяся внизу темнота манила, словно засасывала, поглощала без остатка. Ноги подкашивались. В голове крутились безумные мысли в духе того, что происходило вокруг. Если спрыгнуть, может ли метель унести его прямо к дочери, где бы та ни была? Или все закончится замерзающим у подъезда трупом, до которого никому нет дела?

Со всех сторон грохотали салюты. В доме звенели стекла. Внизу кричали – не то от боли, не то от горя, не то от радости. Город упивался сумасшествием.

Влад поднял голову к небу. Туда, где снежные вихри обретали контуры исполинского лица, жуткой бородатой морды с неправильной улыбкой и выпученными глазами.

– Верни ее, – сказал он, и слова унесла метель. – Я все сделаю.

Наверху послышался искаженный смех. Ветер в одно мгновение стер жуткий лик с неба – будто кто-то крошки со стола смахнул. Видение (видение?) растаяло.

Влад вернулся в домик на крыше, без сил упал на лежанку и как мог завернулся в газеты. Дыхание выходило облачками пара, кончики пальцев почти не ощущались. В голове шумело.

– Потолок ледяной… дверь скрипучая… – едва слышно пропел Влад. Он дрожал всем телом, а вместе с ним дрожало и его картонное жилище. – За шершавой стеной… тьма колючая…

Влад закрыл глаза. Наружу просился то ли плач, то ли нервный смешок. Холод обволакивал, темнота укрывала, ветер пел колыбельную. Влад встречал тревожные сны, а по крыше кто-то ходил.

* * *

Кладбище было огромным. Влад пробирался вперед, стараясь смотреть только под ноги. Потому что если бросить заинтересованный взгляд на надгробия и памятники…

Отовсюду смотрела сказка. Мертвый Шарик с разрезанным горлом ухмылялся окровавленной пастью. Лиса Алиса была изображена задушенной, с выколупанными глазами. Снежная королева скалилась с надгробия беззубым ртом, а срезанная верхушка черепа обнажала покрытый льдом мозг. Освежеванного волка из «Ну, погоди!» опознать можно было лишь по выбитой снизу надписи. Но больше всего ужасало то, что все изображения были цветными. Кровь же и вовсе выглядела настоящей, свежей – будто памятники только что ею измазали.

Снег испещряли следы: большие, маленькие, нечеловеческие. Всюду мелькали неясные силуэты, от надгробий отделялись тени. Царство мертвых просыпалось.