Мама приболела. Теперь от неё пахло не только алкоголем и валерьянкой, но ещё и простудой. Он тихонько покашливала, постоянно вытирала сопли платком.

Маму было жалко, Игнат с утра ходил за ней, как привязанный, пытался чем-нибудь помочь, утешить. Казалось, что он уделяет недостаточно внимания, а ведь именно из-за его заботы маме может стать лучше.

Игнат вызвался домыть посуду после вчерашних вечерних посиделок. Когда он, стоя на табурете, натирал последние тарелки, в гостиную спустился заспанный дядя Женя.

– Что у нас на завтрак? – осведомился он, почёсывая щетину на подбородке. – Оля, милая, а как же моя любимая яичница? Вчера две упаковки свежих куриных привёз!

Впрочем, увидев в каком состоянии его сестра, тут же засуетился сам, усадил маму на диван (она сопротивлялась, но в конце концов сдалась), и принялся за готовку.

– Дружище, тебе сколько яиц? Два, как взрослому? – дядя Женя подмигнул, а Игнат вспомнил про другую «дружище», которая лежала в сарае за домом.

Той «дружище» никто яичницу на завтрак не приготовит. Справедливости ради вряд ли она вообще сейчас захотела бы яичницу. Скорее чужие дурные мысли под сочной оболочкой черепа.

Дядя Женя пожарил яйца минут за пятнадцать. К тому времени в гостиной появился папа. Разглядывая приболевшую маму, он хмурился и о чём-то размышлял. Потом сказал:

– Надо съездить в Питер за лекарствами.

– Не дури. У нас кое-что осталось с прошлого запаса.

– Немного. Надо, чтобы было ещё.

– Можем съездить вместе. Мне как раз выезжать скоро, – осторожно вставил дядя Женя, раскладывающий чуть подгоревшую яичницу по тарелкам. – У нас сеть аптек восстанавливается потихоньку, кое-что прихватим по моим государственным талонам. Вы знаете, что в Ленобласти наладили производство аспирина и парацетамола? Перебои сильные, но уже не так критично, как пару лет назад. Жить можно.