– В сарае прячется.

– Это мужик, интересно? Или кто?

– Учёный не стал бы убегать. Он уверен, что под защитой правительства, дурачок. Кто-то из его семьи. Жена или ребенок. Там мелкий пацан, лет двенадцати. Любопытный, зараза. Червей собирал, шлялся у леса вчера, чуть меня не увидел.

Дружище лежала с выпученными глазами и не шевелилась. Игнат взялся за край влажного, холодного скотча и сорвал его резким движением. Девушка всхлипнула. Из разодранных губ медленно потекла по подбородку кровь.

Голос сутулого оборвался на полуслове.

Игнат почувствовал странное движение воздуха вокруг. Что-то цеплялось за его кожу, будто мелкие крючочки. Это были слова, символы, фразочки. Они касались ушей, но не задерживались, летели дальше, похожие на облако мошкары. Паразит в горловом мешочке заворочался, тоже чувствуя. Вкусное. Питательное.

Из-за сарая донесся глухой мужской голос:

– Гхм… девочка… девочка, ты знаешь, я каждую ночь дрочу на фотографию своей старшей дочери. Ей уже всё равно, гхм… она умерла два года назад, такая красотка, вот прям как ты. Дашь мне свою фотографию? Я хочу подрочить на твоё фотолицо.

И другой голос, ломающийся и покашливающий, будто кто-то насильно вытаскивал слова из его горла:

– Слышишь меня, девочка? Это всё танцы. Прекрасные танцы перед смертью. Я люблю танцевать, я был учителем танцев в клубе Сестрорецка. Давай потанцуем? Погружу пальцы в твою задницу, девочка, проведу языком между твоих грудей. Я всегда так танцую. Я умею. Давай же, а? Вместе закружимся перед смертью, вместе…

Скрипнула дверь, в бледном свете луны появились два тёмных силуэта.

Они шагнули через порог, голоса их становились всё более тихими, а бормотание бессвязным. Игнат вжался в стену, не разжимая пальцев, впиваясь в костлявые плечи дружище.

Девушка открыла рот и начала говорить дурные слова. Звуки, наполнившие старый сарай, дрожали и звенели, вызывая острую головную боль.

Так вот это как, значит. Страшно и непредсказуемо. Совсем не похоже на то, как Игнат себе это представлял. Как он чувствовал.

Это не страшные сны (далекие и смазанные) и не обрывки воспоминаний, а реальность.

Игнат не видел лиц мужчин, они казались густыми чёрными каплями, из которых словно пузырьками выдувались мерзкие слова.

– Я делаю па, девочка, и мы падаем на кровать. Я сверху, люблю сверху с маленькими.

– Мне нужно фото, любое. Хоть чёрно-белое, девочка. Гхм… у меня хорошее воображение.

Один из мужчин упал на колени, руки его надломились в локтях с громким сухим треском. Из горла хлынула на землю кровь. Второй мужчина плюхнулся на зад, потом завалился на бок. Голос сорвался на бульканье и хрип, потом затих. Ломались кости, черепа. Два тела мелко дрожали. Люди были уже мертвы.