Они вернулись домой: Пейшенс – как ни в чем не бывало, свеженькая, как огурчик; Гектор-победитель с трудом переводил дыхание, утирая пот со лба.
– Мне не хочется, чтобы люди видели меня таким, – сказал он.
Она достала платок – точнее, сразу два – и принялась промокать его лоб и волосы, когда-то такие светлые и густые, такие пышные, а теперь ставшие жалкой тенью самих себя.
– Ты по-прежнему видный мужчина, – успокоила она мужа. – Но мы уже дома. Никто на тебя не смотрит. Сядь отдохни в любимом кресле, а потом я заварю чай. Но не раньше, чем положено.
– А когда положено? – раздраженно спросил Гектор.
– Как обычно. Примерно за час до ужина.
– Раньше и не надо. Мне
– Да, там много нагрето.
– Мне и нужно довольно много, ты знаешь. Я набираю вес.
– Да, я заметила, – произнесла она с сухостью в голосе, которой он раньше не замечал.
– Конечно, в моем возрасте это неважно.
– Ну, не говори так.
– Пожалуй, воду можно сделать погорячее.
– Как скажешь. Можешь упариться, если хочешь, – будешь красный как рак.
Она посмотрела на него. Он все еще был привлекательным, видным мужчиной. Не таким, как в молодости, когда на ней женился, – привлекательным для своего возраста. Даже с этими проплешинами на элегантном черепе. Когда-то золотые, его пряди теперь сделались темно-русыми, перемежаясь сединой, предвестницей старости.
Ей снова стало его жалко – жалко, как человека, который скоро оставит этот мир, – однако она сказала довольно жестко:
– Если тебе не нравится твоя
– Никогда в жизни! – воскликнул он в ужасе.