Нигде у поэта мы не находим хоть одной фразы, одной беглой мысли, касающейся плотской любви. Никакой другой поэт не был так чужд фривольности и похоти, кроме, может быть, Шеербарта. Нигде не найдем мы также и следа социального чувства. И все же в груди его бьется сердце, жаждущее любви, и он испытывает непреодолимую потребность одарить кого-то этой любовью. Однако поэту не дано любить человека, ибо всегда и везде видит мелкие отталкивающие черты, заставляющие опуститься любовно протянутую руку и ласковое слово умереть на языке. Стремление к добру и любви он обращает на братьев наших меньших – ласкает собаку и кормит голодающую кошку. И ничего не надо ему, кроме этих преданного взгляда и довольного мурлыканья. Все это отчетливо проступает из рассказа о Черном Коте, где По акцентирует свою привязанность к животным и называет ее главным источником радости в жизни. Если это и был самый богатый источник радости в его несчастливой жизни, то, несомненно, он же был и самым чистым, ибо высокая любовь к умирающей супруге дарила ему радости, смешанные только с ужасающими муками.

У Эдгара Аллана По, который и есть Родерик Ашер во плоти, в груди, как у ангела Израфеля[85], вместо сердца была лютня. Когда он смотрел на прекрасную возлюбленную, его сердце рыдало – но лютня пела. Нежные струны тоски рождают чистые песни о Морелле и Беренике, о Линор и Лигейе. Та же мелодика, коей насыщены «Ворон» и «Улалюм», ясна и в этих поэмах в прозе. Тот поэт, кто добился этого звучания, – вне сомнений, достиг высот искусства. Слово, каким По предваряет «Эврику», свое философское рассуждение о сути мироустройства, справедливо и для всех этих песен: «…и если оно все же вдруг умрет – то воскреснет для вечной жизни».

Да, в этих творениях – вечная ценность. Они будут живы на всем протяжении того краткого промежутка времени, какой мы, смертные, называем вечностью. Это наибольшее, чего когда-либо может достичь человек – в любом обозримом будущем и даже за гранью будущего.

* * *

Ни в какой иной период времени лироэпическая ценность Эдгара Аллана По не была выше, чем в настоящую пору, ибо именно современные творцы могут многому у него поучиться. Сегодня По больше не «проблема», он – «явление», светлое для всех, кто еще не ослеп. Осмысление хаоса в основе своего творчества, акцент на важности навыка и техники слова, ясное понимание парнасских художественных принципов в самом широком смысле, убедительная и доходящая до крайности демонстрация величайшего значения внутренней музыки для поэзии – все это по отдельности мы можем найти у многих других, но во всей полноте и глубокой взаимосвязанности – они есть у одного-единственного поэта из Новой Англии. Поскольку именно эти моменты в единстве своем являются тем, что можно наречь требованием современного духа к культурному искусству, углубленное изучение наследия Эдгара Аллана По, как никого другого, станет самым благодатным занятием для художника и образованного мирянина. Очевидно, такое изучение не может основываться на переводах: узнать и оценить поэта реально и в переводе, но для проникновения в его внутреннюю суть необходимо прочесть его и в оригинале. Сказанное, полагаю, справедливо для всех поэтов, но более всего – для По.