– Жизнь, которой я жил, позабылась, – отвечает он. – И вовсе не после того, как меня не стало, как могут подумать люди. Каждый день забываю я о следующем дне – иначе как продолжать влачиться? Но моя настоящая жизнь – она во снах, и ты знаешь об этом!

По земле стелется легкий вечерний туман, сладкая прохлада лобзает меня в виски. Да, все так – я знаю жизнь его грез, ибо он подарил ее мне и миру. И жизнь эта неторопливо протекает передо мной в его творениях.

* * *

Вильям Вильсон. Конечно, это По. Настолько По, что гнусный моралист Гризвольд приводит год его рождения – 1813-й – как год рождения поэта! И это не мешает ему же, гнусному моралисту, приписать: «Литературе не ведом иной пример, когда у человека не было бы и тени совести, как у По!»

Мальчик в старом интернате Сток-Ньюингтона уверенно помыкает всеми своими однокашниками, но только не тем, вторым Вильсоном: самим собой. Беспечный ум вновь и вновь превращает этого мальчика, юношу и мужчину в негодяя, но он никак не может избавиться от своей совести: второго Вильсона, самого себя. Вопреки угрызениям совести склонность к преступлениям заставляет его странствовать по миру, но он вечно выступает своим же строгим судьей и палачом.

Так отравлено детство поэта, так отравлено его отрочество. Унаследованное и еще более развитое воспитанием чувство добра и зла так сильно проникло в него – и не находит выхода, а гибнет в нем, травя изнутри. Каждая маленькая несправедливость, которую он совершил, вырастает в его грезах до чудовищного преступления и мучает его, мучает вечно. Более того: мысленный грех, игра с идеей зла – стали истиной в его снах. Он сам герой всех своих ужасных историй. Грехи отцов мстят последнему отпрыску рода – подобно Фридриху фон Метценгерштейну, он мчит на демоническом коне в самое жаркое пламя ада.

* * *

Как же шумят листья вяза! И я слышу несмелый голос из порыва ветра:

– Если бы я не был поэтом, я бы, наверное, стал убийцей. Или мошенником, вором, фальшивомонетчиком…

Листья вязов звенят, и снова его голос прорезается в них:

– И, возможно, на этой стезе, в этом хаосе – был бы куда счастливее…

* * *

А я не уверен, что это так!.. Жил ли когда-нибудь злодей, которому его преступления отплатились такими же страданиями, как поэту – лишь пропущенные через себя, но им самим не претворенные грехи? В хаосе своих снов, единственно реальном, Эдгар Аллан По бывал не только убийцей, но и жертвой. Заживо хороня своего недруга в погребе в «Бочке амонтильядо», он и сам оказывается замурован. Убивая – ибо ничто иное не умалит ужас – человека с оком стервятника, он прячет труп за половицами, но сердце-обличитель, чей стук все никак не смолкает – его собственное! Тень двойника Вильяма Вильсона – его личного двойника-судии – не отступает ни на шаг.