– Я не из шкафа.

– А откуда?

– Из ниоткуда.

Стук в дверцу шкафа раздавался каждую ночь. Сашка велела ему не вылезать без особого приглашения, а также – сразу отправляться назад, когда ей захочется спать. И то, что он соглашался на все ее условия так легко, без споров, и нравилось, и настораживало. Сколько Сашка ни наблюдала за мальчишками, эти наблюдения подсказывали, что мальчишкам не свойственна такая уступчивость.

С другой стороны, Петька обычным мальчишкой и не был. В нем было нечто необъяснимо притягательное, их разговоры шли так легко, словно они были когда-то знакомы да потом разъехались, а сейчас встретились снова. Сашка рассказывала ему о школе и городе, о маме, папе, о том, что ей нравится и что не нравится, что она видела сегодня и куда отправится завтра.

Петька смеялся, хмурился, Сашке отчаянно хотелось разглядеть его лицо при свете, но Петька запретил включать лампу.

– Почему? – как-то спросила Сашка.

Он пожал плечами:

– У тебя есть свои правила. У меня – свои. Я же не появляюсь из шкафа без приглашения.

Поразмыслив, Сашка рассудила, что это справедливо, и нехотя, но смирилась.

– И родителям обо мне не говори.

Сашка фыркнула. Сказать про Петьку маме или папе могла бы только дура.

Или трусиха, как Светка.

Своя комната – на то и своя, чтобы в ней происходило только то, о чем знаешь лишь ты.

Сегодня они устроились на новеньком ковре, который папа купил Сашке в минувшие выходные. Нежно-кремового цвета, с густым ворсом, приятно щекотавшем голые ступни. Ходить по нему – наслаждение. Лежать на нем – тоже.

Мама, конечно, сказала, что он слишком светлый и потому непрактичный, и от этого наслаждение обладания им было вдвойне приятно. Но в чем-то мама была права.

– Снимай ботинки! – велела Сашка гостю. – У меня ковер.

– Это я заметил. – Он послушно разулся и аккуратно поставил ботинки возле шкафа. – Как дела?