Репетиторы – это деньги.

Антон вздохнул с облегчением. Кажется.

За долгую ходьбу левая нога мстила ноющей болью от ступни до самого бедра. Левая рука находилась в плену гипса, но в целом Оля чувствовала себя сносно. После нескольких недель лежания было приятно любое движение, даже через боль, просто идти по улице, вдыхая морозный воздух с привкусом гари – уже удовольствие.

Мать звонила дважды. Один раз спросила про кладбище.

Она всегда любила Нину больше. Заметно больше. И после смерти полюбила еще сильнее.

Квартира, к которой Оля так и не привыкла, теперь показалась вовсе чужой.

Антон поддерживал ее под руку, очень бережно, точно кости у нее могли сломаться опять от любого движения.

В коридоре стояла Сашка, и у Оли дрогнуло сердце. Вместо своевольной красавицы на нее смотрел осунувшийся настороженный ребенок. Колготки пузырились на коленях, на щеке – пятно зубной пасты, золотистые волосы потускнели, и вся ее живая, слишком подвижная, слишком упрямая дочь выглядела какой-то померкшей.

– Мы же купили тебе блестящую расческу, – пробормотала Оля вместо приветствия.

– Мама! – прошептала Сашка и неожиданно обхватила Ольгины колени.

Нога тут же заныла.

Оля неловко погладила дочь по спутанным волосам, отстраняясь, ошарашенная несвойственной Сашке нежностью.

Оля боялась снова услышать знакомый голос. Боялась себя. И свою-не свою дочь.

– Уходи! – шептала зло Сашка. – Пошел вон, я тебя не приглашала!

Петька только смеялся своим тихим смехом. Он сидел на ковре, привычно скрестив ноги.

Сашка закуталась в одеяло. На кровать она его не пускала, и, пожалуй, в этом Петька впервые за долгое время пошел ей навстречу, и то, как поняла уже с опозданием Сашка, исключительно потому, что ему самому так хотелось.

В ночь, когда они впервые встретились после аварии, глаза у него сверкали так яростно, что Сашке сделалось не по себе.

Она вспомнила глухие всхлипы за стенкой.