Рогожина сильно ущипнула его за щеку.

– Ни с кем.

– В смысле? – Она застыла и недоуменно уставилась на Толика.

По дорожке прошли люди, и девчонки проводили их взглядами.

– Это типа мы тебе не нравимся? – спросила Синяева, когда прохожие уже не могли их слышать.

– Можно, пожалуйста, мне домой? – кротко попросил Толик.

– Э, нет. – Рогожина помахала перед ним указательным пальцем. – Пока мы с этим вопросом не разберемся, ты никуда не пойдешь.

– Мне правда нужно домой. У бабушки прием лекарств по часам, а она же сейчас не встает.

– Ой, бли-ин, – протянула Синяева. – Только не надо грузить своей бабкой и прочей хренью.

– Так, Коняхин. – Рогожина встряхнула его. – Просто отчетливо осознай, что это вопрос жизни или смерти. Твоей, разумеется. Пока мы не выясним, на кого у тебя встает, мы не сможем отправиться по домам, да, Юля?

– Мне вообще пофиг, нравлюсь я парню или нет, главное, чтобы парень мне нравился, а от Коняшки я без ума.

Сложив утиные губы трубочкой, Синяева потянулась к Толику с поцелуем, но тот, резко вывернувшись из-под руки Рогожиной, отскочил.

Синяева театрально расхохоталась.

– Так я и знала, Коняхин, что ты педик.

Толик принялся торопливо сворачивать карты и складывать их в тубус.

– А вы знаете, что мировая поддержка гей-сообществ ведется с целью решения проблемы перенаселения? – сказал он, чтобы как-то сменить тему. – Это политика ограничения рождаемости.

– Блин, Коняхин, ты нарочно нас провоцируешь? Я же теперь ночами спать не буду, гадая, гей ты или не гей, – не унималась Синяева.

– Я не гей, – сказал он. – Я когда-нибудь женюсь и заведу ребенка. Одного. Чтобы не перенаселять Землю.

– А может, тебе лучше просто сдохнуть? – с ехидством процедила Рогожина сквозь зубы. – И проблема перенаселения сразу решится.

– От меня одного не решится. А вот у вас в семье четверо детей, – с неожиданным вызовом парировал Коняхин. – Это очень плохо. Из-за вас люди живут в нищете и нестабильности.