После девчонки утопили его в сугробе, и, пока он выбирался, тетрадь по английскому промокла и перекорежилась настолько сильно, что англичанка отказалась ее принимать.

А до этого они заставляли Коняхина клянчить деньги у прохожих.

Отвели к супермаркету и, хихикая в сторонке, наблюдали за тем, как он заплетающимся языком просит милостыню.

Там его увидела Анна Никаноровна и все рассказала бабушке.

Бабушка очень расстроилась. Всю ночь потом пила сердечные и плакала. Она и без того постоянно чувствовала свою вину за то, что они живут бедно, а тут еще это.

В другой раз девчонки пытались отнять у него деньги при всей своей компании, но тогда просто поглумились над Коняхиным и отпустили.

При своих парнях девчонки вели себя намного сдержаннее, опасаясь показать себя с непривлекательной стороны. Потому что парни Толика никогда не трогали. Они сами по себе, он сам по себе. К тому же некоторым из них он иногда помогал по учебе или давал списывать, так что причин задираться или унижать его у ребят не было.

А вот девчонкам никаких причин не требовались. Гнобить Коняхина они считали одним из лучших развлечений в их провинциальной глуши.

– Денег нет, – твердо повторил Толик. – Честно.

– Ла-а-адно. – Рогожина будто бы примирительно закинула ему руку на шею. – Живи.

Ее лицо оказалось настолько близко, что пришлось отвести глаза.

В ту же секунду, подхватив его под локоть, Синяева прижалась к плечу с другой стороны.

– Коняшка, а ты бы хотел лишиться девственности? Или собираешься на всю жизнь остаться извращенцем, показывающим из-под плаща свою жалкую пипиську маленьким девочкам?

– Я не извращенец, – сказал Толик.

– Это пока. – Рогожина больно ткнула его в бок. – Ты просто еще надеешься, что тебе кто-нибудь даст, а когда поймешь, что без вариантов, станешь им.

– С кем бы ты больше хотел переспать, со мной или с Катькой? – неожиданно поинтересовалась Синяева.

Толик попытался высвободиться из их захвата.

– Мне нужно домой.

– Быстро говори!

– Не знаю.