Пожав плечами, я нацепил перчатки и разложил игрушки на столе. Три соломенные куклы и козлик. Кривой, на деревянных колесиках. Я чуть толкнул игрушку пальцем. Она не покатилась, а завалилась набок.

– Ме-е-е… – зачем-то изобразил я козлиное блеяние.

Козлик не ответил.

«А ты думал, он тебе на копытцах станцует? Кажется, ты и сам с ума сходишь, Миша».

Обшарив кухню, я все-таки нашел линейку: она завалилась под стол. Прикладывая ее к игрушкам, сфотографировал улики одну за другой. «Теперь пора искать отпечатки».

Уже достав из чемоданчика пузырек с купоросом, я вдруг засомневался и, поразмыслив немного, решил не портить следы порошком. Биология все равно даст больше. Пусть эксперты берут смывы, а я просто взгляну в косом свете.

Корячась вокруг стола, я посветил фонариком под разными углами. Ничего. Колыбель оказалась чиста.

– Обидно, однако, – сказал я, цыкнув языком.

В этот момент что-то брякнуло за окном. До меня вдруг дошло, что Саныча нет уж минут как десять. Я не слышал его на улице, пока копался с уликами. Да и фонарь во дворе так и не загорелся.

– Где тебя черти носят? – буркнул я. Подойдя к окну, постучал по грязным стеклам.

Пару секунд я вслушивался в тишину. Потом что-то щелкнуло под крышей, и за окном вспыхнул свет. Саныч стоял возле столба. Махал мне рукой, мол, все в порядке.

– Че ты там телишься? – крикнул я.

Он сказал что-то в ответ, но из-за двойной оконной рамы я ничего не расслышал.

– Иди сюда! Хорош бродить.

Старик кивнул. Затем поднял ладонь в знак того, что скоро будет, и выключил фонарь.

Не понимая, что происходит, я смотрел в черные прямоугольники стекол, и вдруг услышал в темноте быстрый топот. Кто-то пробежал по двору. Прямо под окном. На мгновение мелькнул силуэт – маленький, угловатый, словно лысая кошка.

– Ме-е-е… – раздалось блеяние с улицы.

Я вздрогнул, захотел выругаться, но не смог. Звуки замерли на губах, когда из печки вдруг донесся шепот. Быстрый, съедающий слова шепот:

– Гори, сладкая моя, гори, родная, гори, любовь моя, гори, гори…

Отшатнувшись, я схватился за угол стола и вытаращился на распахнутую дверцу поддувала.