Сердце бьется, словно вот-вот выпрыгнет. Ног не чувствую. Онемели.

– Эй, начальник! Ты слышишь? Чего случилось?

Я вздрогнул и обернулся на голос. Саныч стоял в дверях.

Залетевший с улицы холодок развеял наваждение.

– Почему так долго? – спросил я охрипшим голосом.

– По двору кто-то лазил, – объяснил старик, закрывая дверь на крючок. – Зараза, представляешь: только, значит, выхожу, слышу, кто-то копошится. Думаю, не буду сразу свет включать, схоронюсь. Ждал-ждал, а потом ты давай по окну долбить. Я свет – щелк. Никого. А как выключать – слышу, убегает. Через забор, видимо, падла, махнул. Я, пока глаза привыкали, не успел ничего разглядеть.

Старик затараторил в своей обычной манере, и его голос вернул меня в чувство.

– Ты блеяние слышал? – перебил я.

– Чего?

– Ну… блеяние.

– Чего? – вновь спросил Саныч.

– Ничего. Забудь.

Старик прищурился, посмотрел на меня из-под густых седых бровей.

– Лицо у тебя, начальник, будто с карачуном поздоровался, – сказал он, снимая тулуп.

– За тебя переживал.

Мне не хотелось рассказывать Санычу про шепот. Сам не знаю, почему. Может, опасался, что старик посчитает меня безумцем. А может, наоборот. Боялся, что он убедит меня в реальности произошедшего.

– Доставай водку, – сказал я. – Надо выпить.

– От это другой разговор, – старик одобрительно крякнул. – Только это, начальник… Может, уберем от греха подальше? – он указал взглядом на колыбель. – Хоть в сени давай поставим.

– Убирай, – кивнул я. – Только перчатки надень.

Старик помялся немного, а потом нерешительно произнес: