Я понял, что мне потребуется много сил, чтобы увести его от любимой темы про бочонок пива, но на этот раз он и сам с этим справился. – Вот, что я хочу сказать, а я хочу сказать, что это был лучший священник не только потому, что он умел лучше других отстаивать свои права или то, что он считал своими правами, впрочем, сейчас разговор не об этом, я о том, что он был из тех, кого нельзя было поставить в какие-то рамки. – Был ли он красноречивым оратором? – спросил я, и на этот мой вопрос последовал ответ. – А вот здесь, похоже, вы знаете больше моего о своем дяде. Кто-нибудь может спросить, мог ли он заставить всех собравшихся прихожан внимать его слову? – На это я снова могу ответить: «Всякое бывало». – Ой, уже одиннадцать часов! Мне уже пора идти. Я совсем забыл, что Элиза, моя служанка, просила отпустить её. Она тоже туда собирается, сэр. Вы как раз спрашивали, где у них скамья в церкви для нашей гостиницы. – Я уверен, что Элиза была в тот момент за дверью, и всё это слышала.

Следующей сценой действий была церковь. Я чувствовал, что господину Лукасу в своей проповеди следовало больше уделить внимания Рождеству, а сейчас для него это была трудная задача. Также ему следовало проникнуться той тревогой и скорбью, которые, несмотря на то, что говорил господин Боуман, превалировали в настроениях его паствы в большей степени. Я не думаю, чтобы он чувствовал себя на высоте положения, да и мне было как-то не по себе. Орган выл волком, ты понимаешь, о чем я говорю. Во время Рождественского Гимна его воздушный канал дважды умирал, а теноровый колокол[365], полагаю из-за нерадивости кого-нибудь из звонарей, звонил еле слышно, это длилось примерно минуту во время проповеди. Приходский клерк послал туда кого-то из работников посмотреть, но, по всей видимости, тот ничего исправить не смог. Поэтому я очень обрадовался, когда всё закончилось. Помню, как прямо перед службой произошел весьма странный случай. Я пришел в церковь довольно рано и наткнулся на двух работников, которые куда-то в колокольню тащили похоронные дроги, принадлежащие их приходу, чтобы поставить их обратно на свое место. Краем уха мне удалось услышать, как они говорили о том, что они схватили их по ошибке по вине одного из работников, которого сейчас не было с ними. Мне также удалось увидеть, как клерк деловито заворачивал гроб в весь изъеденный молью бархатный покров. Зрелище, скажу я тебе, не для Рождества Христова.

Обедал я вскоре после посещения церкви, а затем, не имея особого желания выходить на улицу, расположился возле камина в зале гостиницы с последним выпуском «Пиквикского клуба[366]» в руках, который я приберег как раз для такого случая. Я думал, что сидя за чтением могу быть уверен в том, что не засну, но я оказался в этом плане таким же ненадежным, как и наш приятель Смит. Думаю, уже была половина третьего, когда меня разбудил пронзительный свисток, а вместе с ним смех и голоса, раздававшиеся где-то на рыночной площади. Оказывается, к нам приехал театр Панч и Джуди, причем я нисколько не сомневался в том, что это была именно та труппа, которую видел наш коммивояжер в В… Я наполовину обрадовался, а наполовину нет. Последнее из-за того, что кошмар, приснившийся мне, снова всплыл в моем сознании яркий и живой. Впрочем, неважно, в любом случае, я намеревался посмотреть это представление сначала и до конца и поэтому послал туда Элизу дав ей крону для исполнителей, с просьбой, чтобы она попросила их сделать так, чтобы выступление можно было видеть из моего окна, если, конечно, это их не затруднит.